Марша Кэнхем - Меч и роза
Зрители молча стояли, выстроившись полукругом. Одни из них уставились на корчащийся обезглавленный труп командира, другие – на окровавленного шотландца. На поле стояла мертвая тишина – было слышно, как тяжело дышит Александер и как хлюпает кровь, струясь из тела Гарнера на землю. В этой тишине отчетливо прозвучал зловещий щелчок взводимого курка: капрал Джеффри Питерс вскинул мушкет, тщательно прицелился в грудь горца и нажал курок.
Краткий, почти неуловимый промежуток после того, как порох вспыхнул, и перед тем, как он вытолкнул пулю из дула, заполнился грохотом выстрела из другого оружия. Этим выстрелом Питерс был сбит с ног, пуля из его мушкета ушла вверх, никому не причинив вреда. Когда же дым рассеялся, все увидели аккуратную круглую рану в середине лба капрала – глаз циклопа в ярко-алом ободке.
Граф Джованни Фандуччи опустил пистолет, из тумана за его спиной вышел десяток вооруженных шотландцев, направивших мушкеты на ошеломленных драгунов.
– Прошу прощения, синьор Камероне... Уверен, вы и без нас справились бы с этими мерзавцами, но... нам тоже хотелось позабавиться.
– Понимаю, – слабо улыбнулся Алекс.
– Вы можете идти?
Алекс с трудом сглотнул и кивнул.
– Отлично. – Фандуччи помахал пистолетом, напоминая англичанам, что самым разумным было бы положить оружие на землю. Только после этого драгуны вспомнили о своих мушкетах. Они послушно бросили оружие, шотландцы собрали и мушкеты, и пороховые рожки и унесли их в лес. Солдат увели с поля под стражей. Тем временем Алекс шагал в противоположном направлении, благодарно опираясь на плечо Фандуччи.
Изнемогая от боли и усталости, он понятия не имел, куда бредет, пока Фандуччи не объявил привал и не усадил спутника на поваленное дерево.
– Сколько крови! – бормотал граф, отрывая полосы ткани от своей рубашки и пытаясь перевязать руку Алекса. – Странно, что вы до сих пор живы, дружище.
– Я был бы давным-давно мертв, если бы вы не пришли ко мне на помощь в самую трудную минуту. Не знаю, как мне благодарить вас.
– Не спешите с благодарностями, Камерон, – послышался ответ – такой бесстрастный и многозначительный, что Алекс мгновенно встревожился. На всякий случай он ощупал рукой собственное бедро и обнаружил, что маленький кинжал исчез вместе с ножнами. – Я взял на себя смелость на время забрать его, – безо всякого акцента объяснил граф. – В отличие от вашего недавнего противника я давно понял, как опасно недооценивать вас.
Алекс долго смотрел в глаза графу, прежде чем ответить:
– Судя по отсутствию акцента, это не единственное ваше достижение.
Граф вскинул голову:
– Комплимент от самого Черного Камерона? Весьма польщен.
– Это ни к чему. Кто вы такой, черт возьми? К чему эти загадки?
– Загадки непростые, верно? Мне объяснили, что войти к вам в доверие под силу разве что хитрому лису, вот мне и пришлось обратиться за помощью к своей излюбленной маске графа Джованни.
– Значит, у вас есть и другие личины?
– Хамелеон должен уметь менять цвета, чтобы приспособиться к любому окружению, – вам следовало бы знать это лучше, чем кому-нибудь другому, месье Монтгомери.
Последние слова вновь насторожили Алекса, он всмотрелся в лицо графа. Треуголку и парик тот потерял где-то в пути, его каштановые волосы кудрявились на висках, в них виднелись серебристые нити. Снова лицо графа показалось Алексу знакомым. Он напряг память, пытаясь выудить хоть что-нибудь из самых дальних уголков, сообразить, откуда он знает этого человека. Как он назвал его? Месье Монтгомери? Что это – случайность или умышленный намек?
«Намек, – прозвучал в голове Алекса шепот погибшего Алуина. – Намек, не понять который невозможно. Я же предупреждал тебя! Предупреждал столько раз, но ты все время отшучивался. А теперь уже слишком поздно...»
Предупреждал? Но о чем? Или о ком?
«Думай, глупец! Думай!»
Алекс замер, вдруг осознав всю глубину своей ошибки. Француз! Алуин предостерегал его несколько месяцев назад, твердил об убийце, нанятом герцогом Аргайлом. Этот убийца якобы мог совершить то, чего не сумели сделать головорезы Аргайла в течение пятнадцати лет. Но это же немыслимо! Этого не может быть! Вместе с графом они столько пережили, рядом грелись у лагерных костров, штурмовали Дерби, отступали... выжили в бою при Куллодене!
– У вас были сотни возможностей прикончить меня, – потрясенно выговорил Алекс. – Какого же дьявола вы так долго ждали?
Француз доброжелательно улыбнулся:
– Уместный вопрос, месье. Последние недели я задавал его себе каждый день.
– И что же? Вы нашли ответ?
– Тот, который был бы понятен вам, – нет. Я сам все понял совсем недавно. – Он закончил перевязывать руку Алекса, выпрямился и отступил, заметив, как напрягся горец. Чтобы удержать его от опрометчивых поступков, француз вытащил из-за пояса пистолет и положил его поверх перевязанной руки Алекса.
– Вот один из самых опасных моментов моего ремесла, месье, – дружба. Я всегда гордился своей способностью отделять дружбу от дела, особенно когда речь шла о женщинах. Но когда-то и я совершил ложный шаг, и теперь судьба жестоко мстит мне за него.
Алекс почти не слушал его. Он уже пришел к выводу, что француз убьет его, стоит ему попытаться встать; значит, выслушивать объяснения ни к чему.
Вздохнув, он поднял повыше раненую, согнутую в локте руку.
– Так вот в чем дело, Фандуччи... или как там вас зовут?
– Сен-Клу. Жак Сен-Клу.
Лицо Алекса осталось бесстрастным. Ему показалось, что граф с нетерпением ждет его реакции. Но если своим именем француз пытался что-то объяснить, то он просчитался.
– Стало быть, еще не все тайное стало явным, – усмехнулся Сен-Клу.
– Боюсь, я вас не понимаю.
– Просто выслушайте меня, месье, вот и все. – Граф перевел взгляд на свои пальцы, испачканные кровью. – Ваша жена – редкостная красавица. Такого лица больше нигде не найти, и все-таки я не сразу понял это – а может, просто не хотел бередить старые раны. Видите ли, когда-то я был влюблен в одну женщину – ослепительную, как солнце, пробудившую во мне неслыханную страсть. К несчастью, обстоятельства вмешались и разлучили нас, она осталась в своем мире, а я вернулся в свой.
– Сен-Клу...
Француз вскинул руку:
– Это еще не все. Мне трудно объясниться коротко и ясно, а на долгие истории у нас нет ни времени, ни сил. Скажу только, что все мои сомнения разрешились час назад, когда ваша жена упомянула одно имя – то самое, которое я шепчу каждую ночь, закрывая глаза, и каждое утро, едва просыпаюсь.
– Кэтрин! Где она?
– В надежном месте, уверяю вас. Я оставил ее влесу – конечно, она рассердилась, ведь я пообещал сопровождать ее на поле, чтобы она могла в случае необходимости помочь вам. Удивительная женщина, месье! Я испытываю поистине отцовскую гордость, зная, что вы достойны друг друга. Я сам не мог бы заключить более удачный брак.
