Якоб Ланг - Наложница фараона
Андреас теперь стоял совсем близко к воротам.
Резчик, мастер Иоганн, который когда-то влюблен был в Елену, подарил маленькому Андреасу шахматы и научил его играть на лютне; теперь вдруг на какие-то мгновения ощутил себя молодым, и будто прежние чувства молодости вернулись на эти мгновения; и потому взгляд его, устремленный на Андреаса, выражал горячую искреннюю благодарность. Когда Андреас после того чуда, что показал горожанам Раббани; решил, что пойдет; мастер Иоганн хотел идти вместе с ним, приготовил два крепких посоха из дубового дерева и велел жене собрать в дорогу припасы. Многие горожане хотели дать Андреасу еду, теплую одежду, оружие. Многие молодые и даже не очень молодые люди хотели сопровождать его и охранять его в его пути, облегчать его путь. Но Раббани сказал с такой твердостью, что Андреасу не надо ни одежды, ни оружия, ни съестных припасов, ни посоха дорожного, ни спутников. И люди чувствовали себя беспомощными от этой невозможности хоть чем-то содействовать Андреасу, хоть как-то помочь ему, поддержать…
Вдруг люди стали расступаться. Это шла мать Андреаса. Она обещала ему, что не придет провожать его к воротам, и она хотела исполнить свое обещание. Когда он ушел, она принялась ходить из комнаты в комнату с тихой суетливостью; и вот, словно бы вспомнив что-то, вышла на лестницу, поднялась на чердак, где сушилось обычно белье и проветривалась верхняя одежда, взяла плащ теплый, заперла дверь своего жилища и пошла к воротам. И теперь она не плакала и шла молча, с выражением тихого изумления задумчивого на лице; и обеими руками крепко держала края расправленного плаща, как держала обычно одеяло, когда входила к сыну, чтобы укрыть его. Мать подошла к Андреасу и протянула ему обеими руками теплый плащ. Но Андреас отступил совсем близко к воротам и ласковым жестом протянул вперед руку, словно хотел отстранить мать, но все же не отстранял. Он не взял плащ. Мать не настаивала. Она перекинула плащ через руку и держала его теперь так. Андреас нагнул голову. Мать молча обняла его и поцеловала в шею сбоку, а он потерся кончиком носа о ее старческую мягкую щеку. Мать отвернулась и быстро пошла прочь от ворот.
Тогда к Андреасу подошел в своей темно-красной ватной куртке и в темной чалме на голове Гирш Раббани.
— Иди, спасай город и людей, — сказал Раббани резко и мрачно, и отступил в сторону.
Ворота приоткрылись и Андреас пошел из города как был — без плаща, в открытых башмаках, и полы темного старого жилета, отороченного облезлым, когда-то тонким мехом, вились у колен, обтянутых черными плотными чулками, много раз уже заштопанными матерью для сына. И ничего не взял с собой, только серебряный кораблик и маленького деревянного, пестро раскрашенного петуха…
Люди, которые провожали Андреаса, сгрудились у ворот, уже снова накрепко запертых, и какое-то время не расходились.
* * *Мать сидела в комнате сына, накинув на сгорбившиеся плечи его плащ. Уже стемнело, но она не зажигала огня. Андреас давно не позволял прибирать в своей комнате, но она и теперь, когда он ушел, не вытерла пыль и ничего не трогала. Смутно громоздились в темноте вечерней книги; очерчивались на постели контуры старинного иудейского волчка, подаренного когда-то Андреасу маленькому сапожником Раббани; в углу поблескивали тонко струны лютни; шахматные фигурки были расставлены на квадратиках доски… Маленькая оловянная тарелка с недоеденным зимним яблоком замерла по-детски на крышке сундука… Мать ждала Андреаса…
* * *Андреас шел. Это был его давний путь, этим путем он бегал когда-то в монастырь, в школу. Но теперь Андреас вырос, и этот путь казался таким длинным, долгим, почти бесконечным. Андреас даже не говорил в городе о коне для себя; и Гирш Раббани сказал бы, что Андреасу не надо коня; и в осажденном городе уже начали есть конину. Андреас шел пешком.
Он увидел много палаток, но воины Риндфлайша еще спали. И непонятно было, проснутся ли они тотчас, или будут спать, как заколдованные. Но если бы на них двинулись отряды из города и начали бы их убивать сонных, они все равно в конце концов опомнились бы и поглотили бы эти отряды горожан своим бесчисленным и беспощадным множеством.
Андреас шел, легко вдыхая холодный воздух. Он ясно все видел перед собой и вокруг. Голова была ясная. Не было мечтаний, не было потусторонних видений. Было стремление к цели.
Андреас перешел высокий речной мост. С берега он видел стройные арки под каменным мостом, а с моста различал вдали на островке неровно острящиеся коричневые башни замка, одинокую лодку на воде; и совсем далеко — уже заснеженную полосу лесов и смутные очертания гор.
Андреас шел легко, как юноша. Был холод, снег. Река быстрая не замерзла, но потемнела вода и стала такая свинцовая. Лебеди белые вдруг взлетели с воды так красиво. Немного пролетели, раскинув крылья с этими закругленными перьями. Снова опустились на воду и плыли. Белый снег. Андреас шел с непокрытой головой — темные волосы.
Он шел совсем один. Пошел через деревню. Было тихо и снежно. Но в одном дворе ворота были распахнуты. Андреас увидел крестьянина в красной шапке, тот нес на плече, удерживая обеими руками, длинную доску с накладенными на нее, неиспеченными еще хлебами. Другой крестьянин вывел во двор свинью, повалил на землю и с силой вонзил нож. Из раскрытой, с оскаленными зубами, пасти животного вырвался отчаянный предсмертный визг. Женщина в белом переднике, нагнувшись, подставила под кровь глубокую посудину с длинной ручкой.
Крестьяне выглядели настороженными и сумрачными. Эту деревню тоже заняли люди Риндфлайша. Возможно, и хлеба пекли и свинью резали для них. Андреас вспомнил, что уже видел разные картины сельской жизни, он бывал в деревне вместе с матерью у ее родных. Но тогда он был совсем маленький и теперь все помнил смутно.
Он прошел деревню. Вдали завиднелись длинные темные и прямоугольные, казавшиеся издали тонкими, крылья ветряной мельницы. Небо затянулось густыми тучами, было совсем тихо, ни души живой снова не было вокруг.
Андреас вышел на большую дорогу. Вдоль дороги много домов было разрушено, было много палаток людей Риндфлайша.
Андреас увидел плотного человека с жестоким и тупым лицом, одетого в светло-коричневую кожаную куртку. Человек ехал на сильной рослой лошади; позади, свесив по-женски ноги, обутые в неуклюжие высокие башмаки, сидела, держась за его пояс, женщина, укутанная с головой в шерстяную темную накидку. Женщина первая заметила Андреаса и стала дергать мужчину за плечо и что-то говорить. Тот повернул голову, тоже увидел Андреаса, поворотил свою лошадь и направил ее прямо на Андреаса. Андреас остановился.
