Анн Голон - Анжелика и ее любовь
Он запнулся, потом с усилием продолжил:
— ..мою любовь к вам, я бы никогда не покусился на священные узы брака. Муки, которые я испытывал из-за того, что вы увлечены другим, были усугублены уверенностью, что вы ведете себя недостойно. Теперь я знаю, что это не так. И я очень рад.
Он тяжело вздохнул и понурил голову.
И Анжелика сразу перестала на него сердиться. Нет, она не забыла, что Берн чуть было не убил ее мужа и причинил ему немало зла, но ведь его можно понять. К тому же сегодня она счастлива, а он страдает.
— Спасибо, мэтр Берн. На мне тоже есть вина. Я не была с вами вполне откровенна. Не могла объяснить вам, что со мной случилось. После пятнадцати лет разлуки, когда я считала себя вдовой, случай свел меня с тем, кто некогда был моим мужем, и мы.., не сразу узнали друг друга. Владетельный сеньор, которого я помнила, стал морским бродягой, искателем приключений, а я.., была вашей служанкой, мэтр Берн, и вы сами знаете, насколько бедственным было мое положение, когда вы дали мне приют. Ведь это вы разыскали в лесу мою дочку и вырвали меня из тюрьмы. Я всегда буду это помнить. Мой муж превратно истолковал мою привязанность к вам и вашим детям, и между нами начались ссоры. Но теперь все забыто, и мы можем, не таясь, сказать о нашей любви.
Лицо Берна исказилось. Бедняга так и не излечился от своей страсти. Он бросил на Анжелику взгляд, полный тоски, и она поняла, как тяжело у него на душе. Со времени их бегства из Ла-Рошели он очень изменился. От былой его полноты мирного торговца, ведущего сидячий образ жизни, не осталось и следа. Теперь он напоминал телосложением своих предков-крестьян. Анжелика подумала, что человеку с такими широкими, сильными плечами грешно терять время, просиживая над счетами в полутемном складе; ему куда больше пристало осваивать девственные земли, создавая новый мир. Габриэль Берн нашел свое истинное предназначение. Но он этого еще не понял и оттого страдает.
— У меня словно сердце разрывается на части, — проговорил он сдавленным голосом. — Я никогда не думал, что можно испытать такую боль и не умереть.., никогда не знал, что от любви можно так страдать. Мне кажется, теперь я понимаю тех, кто из-за плотской страсти совершает безумства и преступления. Я больше не узнаю себя и сам себя боюсь. Да, человеку трудно смириться; трудно увидеть себя таким, каков ты есть на самом деле. Сегодня я потерял все. У меня ничего не осталось.
Когда-то она сказала ему: «У вас осталась ваша вера». Но сейчас — Анжелика это чувствовала — Габриэль Берн вступил в ту полосу черной безнадежности, через которую некогда прошла и она сама. И она не стала напоминать ему о вере, а просто сказала:
— У вас осталась Абигель.
Ларошелец посмотрел на нее с величайшим изумлением:
— Абигель?
— Да, Абигель, ваш преданный друг из Ла-Рошели. Она втайне любит вас и притом очень давно. Кто знает, может быть, она любила вас еще тогда, когда вы были женаты… Уже много лет Абигель живет только вами и тоже страдает от любви.
Берн был потрясен.
— Не может быть. Мы с Абигель дружим с детства. Я привык к тому, что она часто заходит по-соседски… Она так самоотверженно ухаживала за моей женой в последние дни перед ее смертью, оплакивала ее вместе со мной… И я никогда не думал, что она…
— Да, вы не замечали ее любви. А она слишком скромна и стыдлива, чтобы вам открыться. Женитесь на ней, мэтр Берн. Именно такая жена нужна вам: добрая, набожная, красивая. Неужели вы никогда не обращали внимания, что у Абигель самые чудесные на свете волосы? Когда она их распускает, они закрывают все спину до талии.
Торговец вдруг рассердился.
— За кого вы меня принимаете? За ребенка, который потерял игрушку и которого можно утешить, подарив ему другую? Пусть вы правы, и Абигель меня любит — что с того? Разве мои собственные чувства так же изменчивы, как погода? Я, сударыня, не флюгер! А вот вы обнаруживаете пагубную склонность смотреть на вещи без должной серьезности. Вам пора забыть, что вы, хоть и не по своей воле, долгое время жили без мужа — кстати, такая самостоятельность обошлась вам очень дорого. Теперь вы должны постараться обуздать свою натуру, чересчур яркую и легкомысленную, с тем чтобы целиком посвятить себя супружеским обязанностям.
— Да, мэтр Берн, — ответила Анжелика тем самым тоном, которым отвечала ему в Ла-Рошели, когда он отдавал ей какое-нибудь приказание.
Гугенот вздрогнул, вспомнив о том, что теперь их роли переменились, и пробормотал извинение. Затем устремил на Анжелику долгий пожирающий взгляд, будто старался навсегда запечатлеть в памяти образ той, которая ворвалась в его жизнь подобно сверкающей комете и изменила его судьбу. Женщины, которую он мельком увидел на Шарантонской дороге много лет назад, а потом, годы спустя нежданно вновь встретил за поворотом ухабистого проселка, где его подстерегали разбойники. Эта женщина перевернула все его существование и в конце концов спасла его и его детей. Но сейчас все это уже позади, и отныне их дороги расходятся.
Берн овладел собой и вновь принял свой обычный, невозмутимый и сдержанный вид.
— Прощайте, сударыня, — сказал он. — Спасибо вам.
И, широко шагая, пошел прочь. Вскоре Анжелика услыхала, как он спрашивает у входа в лагерь, где найти Абигель. Вот и хорошо. Ее подруга наконец-то будет счастлива. Став ее супругом, мэтр Габриэль запретит себе думать о ней, Анжелике, к тому же добрая, кроткая Абигель — именно та женщина, которая ему нужна. С нею он сможет удовлетворить свои желания, желания мужчины, которому не дает покоя его щепетильная совесть.
— Вы беседовали со своим другом Берном, — раздался за ее спиной голос Жоффрея де Пейрака. На слове «друг» он сделал ударение. Анжелика не стала притворяться, будто не поняла намека.
— С тех пор, как он угрожал убить вас, я перестала считать его своим другом.
— Однако любая женщина испытывает грусть, давая отставку пылкому поклоннику.
— Ох, какая глупость! — сказала Анжелика, смеясь. — Не могу поверить, что вы в самом деле меня ревнуете, — настолько это нелепо. Я пыталась убедить мэтра Берна, что в его общине есть достойная женщина, которая его любит и ждет уже много лет. К сожалению, он из тех мужчин, что проходят мимо своего счастья, потому что не могут смотреть на женщину иначе, чем на коварную соблазнительницу, норовящую завлечь их в западню.
— Ну и как — ваша беседа помогла ему изменить свою точку зрения? — насмешливо спросил Жоффрей де Пейрак. — Что-то не верится, если судить по той бешеной ярости, в которой он только что пребывал.
— Вы, как всегда, сгущаете краски, — сказала Анжелика, делая вид, что обижена.
— Нацеленный на меня пистолет весьма наглядно показал мне, до каких крайностей вы доводите тех, кто имел несчастье в вас влюбиться.
