Эдит Хилл - Порабощенные сердца
Галена устраивало это мрачное веселье. Пусть они немного поразмыслят о своей судьбе. Их безопасность зависела от того, примут ли они свое рабское положение. Если испугаются расправы, тем лучше.
Найдя благодарного слушателя, внимающего его ужасным предсказаниям, Друз продолжал:
— Не алтари, мальчик. Для этого они недостаточно цивилизованы. Они сплетают огромные статуи из прутьев и наполняют их внутренность живыми людьми. Потом поджигают и наслаждаются криками жертв, раздающимися из моря огня.
На этот раз проняло даже Фацила. Веснушки у него на лице, казалось, потемнели — так побледнело его лицо.
— Смерти я не боюсь, но только не это! — прошептал он, вопросительно глядя на Ситу, так как закаленный ветеран служил среди варваров на границе Рейнской земли.
— Огненные жертвоприношения совершаются только во времена кризисов, — ответил старик. Его голос был спокоен, а в глазах, пристально смотрящих на Галена, читались невысказанные вопросы. С момента появления командира он не отрывал от него настойчивого вопрошающего взгляда. Когда Гален наконец заметил это, Сита повернулся к новобранцу: — Чума, голод и тому подобное.
— А как насчет вторжения вражеской армии? — От испуга голос юноши сорвался. — Или резни в одной из их деревень?
— Хватит! — рявкнул Гален. — Их король дал мне честное слово. Нам не причинят никакого вреда, если мы не будем пытаться бежать.
— И ты поверил ему? — В изумлении Сита переключил свое внимание с новобранца на Галена.
— Да, — не терпящим возражения тоном произнес Гален. — Мы пробудем здесь до весны и не предпримем ничего, что помешало бы нам выжить.
— В рабстве, — с отвращением сплюнул Друз.
Краем глаза Гален следил за Ситой. Он заметил, как дернулась голова фракийца при упоминании о весне. Искорка подозрения, тлевшая в глазах старого солдата, вспыхнула.
— В рабстве, — ответил Гален, — если это поможет нам выжить. Будьте солдатами… все вы. — Он обвел взглядом всех, останавливаясь глазами на каждом, и наконец снова посмотрел на Друза. — По дороге сюда мы пересекали реки вброд в местах, хорошо знакомых ордовикам. Эти реки задержали бы легион, не имеющий таких знаний. Дорога, по которой мы шли, проходы в горах — думаете, разведка отыщет их? Если мы будем держать глаза и уши открытыми, мы многое можем узнать…
— Но зачем нам ждать весны, центурион? Почему так долго? Разве двух-трех месяцев недостаточно, чтобы узнать все, что нам нужно? — спросил Друз.
— Чем дольше мы здесь пробудем, тем больше узнаем. Бежать в зимние месяцы сложнее, а сведения, которые мы соберем, могут оказаться бесполезными. Этот форт на холме может обезлюдеть к тому времени, когда легионы будут готовы покинуть свои зимние квартиры. Новый наместник не сможет выступить раньше. Части рассеяны по всей провинции. Агрикола сосредоточит внимание на опасных участках и до весны не откроет новых кампаний.
— Это не имеет смысла, — по-прежнему возражал Друз. — Говорили, что император специально выбрал Агриколу, чтобы покончить с сопротивлением горных племен. Почему бы ему не продолжить то, что начал Фронтин?
— Любимец императора, бывший консул? — усмехнулся Гален. — Вы думаете, Рим торопится рисковать его жизнью? Агрикола получил этот пост благодаря близости к Веспасиану, а также потому, что знает этот остров. Четыре года тому назад он стоял под Виркониумом, как воин двадцатого легиона.
Руфус Сита слушал молча. Мысли и подозрения, ранее мелькавшие в его голове, теперь оформились.
Мавриций продолжал. Слова его приняли форму не подлежащих обсуждению команд.
— Это наш долг перед Римом и Орлами. Если наше рабство послужит тому делу, которому мы клялись честью, мы будем рабами. — Он посмотрел на каждого по очереди, словно предостерегая от возражений. — Фронтин оставил остров безжалостно опустошенным. Жажда мести ордовиков не утолена. Мы не дадим им повод утолить ее нашей кровью.
Четверо из пятерых молчаливым кивком согласились подчиниться команде, пятый тоже склонил голову, но не в ответ на отданный приказ, а в ответ на свои мысли. Мавриций умышленно завел их в засаду и плен. В этом Руфус был теперь совершенно уверен. Вопрос был — зачем? Зачем?
Глава 4
Расстояние между ними и присутствие более чем двадцати человек, работавших на полях, граничащих с ее участком, ничего не значили. Даже обнаженного его можно было сразу узнать. Рика поразилась контрасту: бронзовая кожа и белая полотняная одежда — рубашка и набедренная повязка. Рост, манера держаться… нет, его нельзя было спутать ни с кем. Даже с косой в руках он оставался солдатом, враги перед ним — ряды поспевшего зерна. Ее зерна, напомнила она самой себе в напрасной попытке снова подавить возмущение. В конце концов, какую бы работу ни делал раб, он делал это для нее. Еще полдень, а почти половина поля уже скошена. Это заняло бы у нее целый день. Под режущими взмахами его искривленного лезвия колосья падали, словно враги под мечом.
— Ты видишь, Рика? Подумай, он даже не выглядит усталым, а скосил почти все поле! — Невинное замечание идущего рядом с ней мальчика наполнило Рику яростью.
— Дьяволы не устают, Дафидд. — Она оторвала взгляд от поля и посмотрела на реку, блестевшую впереди. Ее пальцы яростно сжали веревочные ручки бадей, которые она несла. Левая бадья ударила Дафидда по коленке, и Рика вздрогнула. — Кроме того, он сжал не все поле, а только половину. И ему еще надо связать снопы и заскирдовать то, что он скосил. К концу дня — дьявол он или нет — его проклятая спина будет болеть от усталости.
Мысль о страданиях римлянина почему-то успокоила ее. Рика замедлила шаг, приспосабливаясь к неровной походке Дафидда.
Мальчик оглянулся через плечо.
— Он очень высокий, правда?
— М-м-м. — Ее невразумительный ответ, казалось, придал ему храбрости. Этот человек, видимо, произвел на него сильное впечатление.
— Я никогда раньше не видел никого с таким цветом кожи. Как будто он вырезан из дуба. А волосы — такие черные, как вороново крыло. Мне кажется…
— Прошу тебя, Дафидд! — Рика тут же пожалела о своей реакции, но было поздно. Хотя мальчик быстро опустил голову, она заметила, как он закусил нижнюю губу.
— Из-з-звини, Рика.
Его запинающийся ответ, так непохожий на недавнюю беззаботную болтовню, опять заставил ее вздрогнуть. Почему она так резка, ведь это только детское любопытство. Ей нужно лучше держать себя в руках. Во всем виноват этот римлянин. Будь он проклят! Одно его присутствие, даже в тридцати метрах, привело ее на грань нервного срыва.
