Анджела Дивайн - Единственный мужчина
— Твой отец погиб в огне, — угрюмо сообщил Джон.
— Боже мой! — едва выдохнула Пенни и, теряя сознание, рухнула на стул.
Окружающие предметы утратили для нее свою ясность, и перед глазами встала пелена тумана…
Только через несколько минут она начала приходить в себя. Тут девушка увидела Джона, стоящего рядом с ней. Салфеткой он вытирал ей глаза, держа наготове стакан холодной воды.
— Прости, — прошептала она. — Просто я не ожидала ничего подобного. И подумать не могла, что…
— Послушай, — перебил ее Джон и протянул ей стакан. Затем он вернулся на свое место во главе стола. — Тебе вовсе не следует взваливать это себе на плечи. Ты говорила мне как-то, что была бы не прочь избавиться от этого наследства. Мерривилль граничит с моими землями, и я охотно приобрету его. За хорошую цену. Тебе не надо будет даже ехать и смотреть на все это, потому что…
— Нет! — отказ девушки прозвучал твердо.
— Я должна увидеть это место, Джон. Я хочу знать, где жил мой отец, как бы ужасно ни выглядело это сейчас. И ничто не остановит меня. Стоило мне тащиться в такую даль, чтобы вернуться домой, даже не ступив ногой на землю предков.
Лицо ее собеседника было мрачнее тучи. Минуту он хранил молчание, что-то обдумывая, а затем заговорил ровным голосом:
— Хорошо, бери свои костыли, и мы поедем туда. А потом, когда ты все увидишь, я отвезу тебя в, мотель.
Больше он уже не пытался уговаривать ее остаться в его доме, отметила про себя Пенни. Теперь он вел себя как человек, который как можно скорее старается сбросить с себя груз неприятных обязанностей. Прошагав через комнату, Джон придержал перед ней открытую дверь, но даже не обратил внимания на то, какого труда ей стоило проковылять по коридору к выходу из дома. И все время, пока они неслись по дороге к Мерривиллю, его лицо сохраняло безучастное выражение.
К удивлению Пенни, Джон отправился в путь не по шоссе, а выбрал извилистую грунтовую дорогу, начинавшуюся прямо на задворках Уотерфорд-холла. Эта странная дорога петляла среди полуразвалившихся коптилен и сараев, затем они проскочили ветхий деревянный мост, переброшенный через затянутую тиной и водорослями протоку. Окружавшее их безмолвие нарушали лишь ровный гул мотора да шорох камышей.
— Не правда ли, действительно дикое место, — девушка попыталась нарушить молчание. — И кругом все так заросло.
— Подними стекло, — грубо распорядился Джон. — Кондиционер не работает, когда окно открыто.
Реакция Джона на происходящее озадачивала Пенни, но у нее не было времени хорошенько поразмыслить об этом, так как из-за поворота показалось то, к чему она так долго стремилась. Должно быть, когда-то и местность, и дом выглядели очаровательно. Река здесь делала крутой изгиб, камыши расступились, и перед глазами открылась волнующая картина широкого водного простора. Ярдах в пятидесяти от берега полдюжины величественных дубов охраняли то место, где когда-то высился дом. Минуя красочный, но уже зараставший сорняками цветник туда вела выложенная кирпичом тропинка. На месте дома была груда развалин, над которой высилась лишь каминная труба — единственное напоминание о человеческом жилье. Следы царившего вокруг запустения навевали безрадостные мысли.
— Хочешь выйти и посмотреть поближе? — спросил Джон, притормаживая у груды битого кирпича.
— Конечно, — согласилась Пенни.
Девушка едва различала резкость в тональности сказанного им, ей вполне хватало своих грустных переживаний. Здесь жил ее отец. Только год тому назад он ходил по этим дорожкам, ухаживал за цветником, любовался прекрасным видом на реку. А потом смерть нашла его на этом самом месте. При этой мысли комок подкатил к горлу. Опираясь на костыли, она принялась обходить развалины, стремясь запечатлеть в памяти каждый дюйм этого ставшего ей дорогим места. Наконец она закончила осмотр и приковыляла к машине, переполненная желанием поделиться с Джоном своими чувствами. Она уже немного разбиралась в характере Миллера, и ей казалось, что он должен понять, что она сейчас испытывает.
— Ну, — проворчал он, когда Пенни поравнялась с машиной. — Ты готова продать все это?
От такой неожиданной меркантильности девушка просто остолбенела. Она шла к Джону, рассчитывая на сочувствие и понимание, ожидая услышать слова утешения. Вместо этого ее ожидал лишь холодный расчет деляги. Пенни обиженно сжала губы.
— Назови мне хотя бы одну вескую причину, ради которой я должна это сделать, — вызывающе ответила она.
Джон безразлично пожал плечами. Непонятно почему, но это вызвало у Пенни еще большую ярость.
— Дом сгорел, — а без него эта земля практически ничего не стоит. И вряд ли на нее найдется хоть какой-нибудь покупатель. Но я хочу помочь тебе. Когда-то эти места были частью нашей усадьбы, и я бы с удовольствием их вернул себе. Давай договоримся — двадцать тысяч — и по рукам.
С этими словами он извлек из заднего кармана джинсов чековую книжку. Привычная самоуверенность этого человека просто возмутила Пенни.
— Нет! — выкрикнула она.
— Чем ты недовольна? — в голосе Миллера сквозило недоумение. — Двадцать тысяч — очень хорошие деньги. Вряд ли ты получишь больше, даже если и найдется другой покупатель.
— Я не продам это место ни за какие деньги, — решимость девушки поступить так, а не иначе была очевидна.
— Но ты же сама говорила вчера, что собираешься это сделать!
— Я передумала.
Джон презрительно хмыкнул.
— Думаю, ты набиваешь цену. Хорошо, двадцать пять тысяч!
— Это место не продается, — очень отчетливо почти по слогам произнесла Пенни. — Или ты не понял, что я сказала?
Ее собеседник до сих пор еще никогда не выглядел столь мрачным.
— По-моему, здесь все дело в скаредности, — пробормотал он. — И позвольте заметить вам, мисс Оуэн, в сравнении с вами некоторые из местных ростовщиков выглядят просто невинными младенцами. Из чисто спортивного интереса мне все же хотелось бы знать: за сколько вы расстались бы со своими владениями?
На какой-то миг ей захотелось со всего маху врезать по его самодовольной физиономии одним из костылей. Но тут ей в голову пришла мысль, показавшаяся более забавной. Она окинула его долгим, расчетливым взглядом.
— Сто тысяч долларов, — отчетливо проговорила она.
Миллер задохнулся от возмущения.
— Сумасшедшая! — выкрикнул он. — Впрочем, чего еще ожидать от дочери Уильяма Эллиота!
— Погоди, — продолжал он. — Настанет день, и ты продашь мне все это. И не на своих дурацких условиях, а на моих. А теперь в твоих детских играх я не желаю участвовать.
