Елена Арсеньева - Любезная сестрица (Великая княжна Екатерина Павловна)
Екатерина ненавидела Сперанского и приложила все усилия, чтобы охладить к нему брата. Не одна, конечно, – нововведения Сперанского встречали противодействие у целой партии. Однако Екатерина, имевшая к брату доступ в любое время дня и ночи, была самым настойчивым выразителем антипатичной Сперанскому позиции. Она направо и налево уверяла, что преобразования Сперанского ослабляют Россию, а ведь впереди война с Наполеоном… По сути, это были обвинения в измене и предательстве. Ну что ж, она была не одинока: яростным противником Сперанского был, например, горячий поклонник Екатерины Павловны историк Карамзин. Капля камень долбит, и дело в конце концов было сделано: доверие Александра к Сперанскому было подорвано. Отставит император Сперанского еще только в 1814 году, сослав его губернатором в Пензу, однако еще в 1812-м тот утратил свое первенствующее положение в государстве. Ну и отомстил, как мог, злоязычной княжне Екатерине, в которой видел мину замедленного действия, подложенную под русский трон.
Запал у этой мины был подожжен вновь, когда началась война 1812 года.
Багратиона в то время не было при Екатерине. Еще в августе предыдущего года князь Петр стал командующим Подольской армией, расположенной от Белостока до австрийской границы и переименованной в марте 1812 года во 2-ю Западную армию. Именно в марте Багратион отбыл в штаб-квартиру армии, непрестанно размышляя о том, что война с Наполеоном, по-видимому, неминуема. Он представил Александру I свой план будущей войны, построенный на идее наступления. Между прочим, сия идея не раз обсуждалась им в Твери в разговорах с Екатериной. Разумеется, император не знал об этой маленькой тонкости. Но, так или иначе, он отдал предпочтение плану военного министра Барклая-де-Толли, и Отечественная война началась отступлением 1-й и 2-й Западных армий и их движением на соединение. Наполеон направил главный удар своих войск на 2-ю Западную армию Багратиона с целью отрезать ее от 1-й Западной армии Барклая-де-Толли и уничтожить. Багратиону пришлось отходить с большим трудом, прокладывая себе путь боями у Мира, Романовки, Салтановки. Оторвавшись от войск французского маршала Даву, он переправился через Днепр и 22 июля наконец соединился с 1-й армией под Смоленском.
Воспитанному в суворовском наступательном духе Багратиону в период отступления было очень тяжело. Не столько физически, тут он ко всему привык и выдержкой мог поспорить с любым рядовым солдатом, – но морально.
«Стыдно носить мундир, – писал он начальнику штаба 1-й армии А.Ермолову. – Я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр – искать и бить!»
Он возмущался Барклаем: «Я никак вместе с военным министром не могу. И вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого».
Под Смоленском Багратион предлагал дать Наполеону генеральное сражение, но отступление продолжилось.
Странная тактика русской армии внушала беспокойство и мирным жителям. Екатерина во всеуслышание называла руководство армией бездарным. Ну что ж, она была права, заодно обвиняя и брата в малодушии и бездействии. Однако втихомолку она радовалась, что богоподобный Александр оказался слаб перед лицом опасности. И делала все, чтобы ее громогласные филиппики в его адрес стали известны всем.
– Куда же нас вели, когда все разгромлено и осквернено из-за глупости наших вождей?! – возмущалась Катрин.
Вождь – это, понятно, Александр. И когда он, чувствуя себя оскорбленным, советовал сестрице придержать язык, она огрызалась:
– Вам не следует указывать на то, что все это не по моей части, – лучше спасайте вашу честь, подвергающуюся нападкам…
Екатерина прекрасно сознавала, как эффектно она выглядит в позе защитницы Отечества, особенно по сравнению с братом, который и впрямь был растерян. Она же – воинственная, несмотря на очередную беременность, необычайно эффектная в черных одеяниях, которые она поклялась носить до победы, в знак траура по гибнущей державе…
Конечно, правильно выбранная поза важна не только в любви, но и – в первую очередь! – в политике.
Разумеется, Екатерина понимала, что всякое слово должно быть подкреплено конкретным делом, и старалась вовсю. Она стала организатором тверского ополчения, поддерживала идею партизанской войны, выступала за то, чтобы каждому желающему дать оружие, даже и крепостному крестьянину…
Это все было известно Александру. И он почти не удивился, когда узнал, что при дворе формируется оппозиционная партия, которая делает ставку на его сестру. Император ринулся бы в Тверь немедленно, однако пришлось задержаться: сначала ждал известий об исходе Бородинской битвы, потом о судьбе Москвы. Получил их… а заодно весть о том, что у Екатерины именно в тот день, 26 августа, родился второй сын.
Когда-то Александра очень увлекали греческие трагедии. Ах, Немезида, Немезида… Об этой богине он вспомнил, когда размышлял о сестре, о ее ребенке, о том, что он родился в один из самых трагических дней в истории России.
«Интересно, кто его отец?» – подумал Александр. В свете того известия, которое он должен был сообщить сестре, этот вопрос представлялся особенно интересным.
– Катрин… – медленно проговорил он после того, как выразил должным образом восхищение ее красненьким, толстеньким, крикливым младенцем. – Дорогая сестра… Мы проиграли битву под Бородином, мы потеряли Москву.
– Я знаю, – угрюмо ответила она. – Я говорила, что в этой войне надо быть сильным. Зачем вы пришли сюда? Чтобы признать мою правоту?
– Нет. – Он не смотрел на нее. – Нет. Я пришел совсем не ради этого.
Александр помолчал, впервые в жизни пожалев прекрасную фурию, когда-то любившую его, а потом возжелавшую его смерти. Желавшую и сейчас… якобы ради России, а на самом деле – только ради себя самой.
– Багратион… – с усилием начал он наконец. Что ж, сообщить-то, с чем он пришел, было тяжело.
– Да говорите же! – вскрикнула Екатерина. – Он ранен?
– Да. То есть нет.
– Да? Нет? Так что же?
– Он не ранен, он убит, – сказал Александр. – Он умер от ран после Бородина.
Катрин попыталась вскочить с постели, но Александр схватил ее за плечи и удержал на месте. Она сидела с неподвижным лицом. Потом резко отвернулась и уткнулась в подушку. Плечи ее не дрожали от слез. Только короткий стон донесся до Александра.
Никогда раньше он не слышал, как Екатерина плачет. Да разве она способна на слезы? Но у нее сейчас разрывалось сердце, это он понимал и смотреть на агонию души сестры не хотел.
Он отошел и уставился на огонь в камине, слушая, как сестра пытается заплакать – и не может, потому что не умеет.
