Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель
— Зачем вы последовали за мной сюда? — разгневанно выпалила Лине.
— Может, я пришел за кинжалом, который вы у меня украли, — предположил он. Его глаза скользнули по ложбинке между грудей, где, как было известно обоим, она спрятала его оружие.
Она с удовольствием выколола бы его наглые, но такие прекрасные глаза, сверкавшие, как горный ручей в летний полдень. Для него же будет лучше, если он пришел только за кинжалом. Наверное, ей придется вернуть его. В конце концов, не исключено, что кинжал был единственным оружием этого простолюдина. Однако она не сделает такой глупости, по крайней мере пока они одни. Она кивнула, соглашаясь, и медленно вынула кинжал из своего тайника.
У Дункана перехватило дыхание. Желание овладело им всецело, стоило ему представить свою руку на месте кинжала. Святая Мария, ее кожа, должно быть, нежна, как грудь голубки. Несколько локонов выбились из-под мантильи, и, когда она вышла на свет, их цвет из медового стал янтарным, а глаза ее засверкали, как изумруды. Ее губы изогнулись в легкой шаловливой улыбке, и он сразу же, хотя и инстинктивно, понял, что в постели она будет просто очаровательна. При этой мысли он почувствовал, как в паху запульсировала кровь.
Девушка застенчиво опустила ресницы, но его это не удивило. Женщины частенько демонстрировали робость под его откровенным взглядом. Неумело держа клинок за рукоятку, она сделала неуверенный шаг к окну и бросила кинжал в траву.
Его иллюзии разбились в прах, как окно собора от камня мальчишки-сорванца. Не веря своим глазам, он уставился на нее. Это была не простая застенчивая служанка — она специально выбросила его нож.
— Если вы поспешите, — сладким голоском пропела она, — можете успеть подобрать его до того, как это сделает кто-нибудь другой.
Он молча смотрел на нее, разгневанный и очарованный одновременно. Броситься вниз? Он решил, что не стоит. Он не намеревался оставлять ее одну ради кинжала. Стоило ему только приказать, и для него выкуют сотню таких кинжалов. Нет, с возрастающим восхищением подумал он, лучше он останется здесь, рядом с этой необычной женщиной, предаваясь словесной баталии.
Совладав с чувствами, он заявил:
— Остался неурегулированным вопрос о моей тунике, которой мне пришлось пожертвовать.
Лине с нетерпением уставилась на него, но в ее взгляде промелькнуло чувство вины, и он этим воспользовался:
— В конце концов, я спас вашу… что это было? «Лучшую итальянскую шерсть», так вы ее назвали?
— Английскую, — поправила она.
— А, — кивнул он, в задумчивости потирая подбородок. — Может, вы дадите мне немного на новую тунику?
Она замерла. Эта ткань, естественно, стоила целое состояние. По выражению ее лица было заметно, что она считает его или наивным, или сумасшедшим, или тем и другим одновременно.
— Ну, что вы на это скажете? — с невинным видом поинтересовался он.
Лине почувствовала, как кровь застучала в висках. Дрожащими пальцами она принялась расправлять складки на юбке. Должно быть, цыган окончательно помешался, если думает, что она отдаст ему свою лучшую…
Она глубоко вздохнула. Если она выйдет из себя, то ничего этим не добьется. Вместо этого она выдавила извиняющуюся улыбку.
— Увы, этот отрез уже продан. Леди Алиса только что купила его.
Цыган пожал плечами:
— Пустяки, при таком-то большом заказе она и не заметит недостачи в несколько дюймов.
Это стало последней каплей. Ее терпение лопнуло. Она буквально кожей ощутила переполнявшую ее ярость.
— Как вы смеете предлагать мне подобное — обмануть доверие настоящей леди!
— Я? — воскликнул он, посмеиваясь. — Кто кого обманывает? А? А ваша болтовня о короле? Держу пари, что вы никогда не продавали Эдуарду ни клочка шерсти!
Она покраснела и сердито захлопнула крышку корзины.
— У вас славно получается, — посмеиваясь, продолжал он, — «синий цвет так оттеняет ваши сапфировые глаза» или «эта ткань не для вас — вы заслуживаете более тонкой выделки». Я удивлюсь, если у леди Алисы остался хотя бы фартинг!
Лине вся дрожала от гнева и досады. Будь проклят этот крестьянин! Знатный господин никогда бы не позволил себе говорить так грубо, да еще смеяться над ней. Она попыталась успокоиться.
— Мне следует позвать стражу или вы уйдете сами?
Но ее угрозы не испугали цыгана, он весело рассмеялся.
— Я уйду сам, — пообещал он, и его синие глаза засияли от удовольствия, — но только после вас.
— Кто вы такой? — возмущенно прошептала она.
Он загадочно улыбнулся и, не отводя взгляда от ее губ, произнес:
— В данный момент? Почитатель красоты.
Лине уже готова была закатить глаза. Ей уже приходилось слушать подобные банальности из уст благородных господ, которых вводила в заблуждение ее утонченная внешность. И уж никак она не желала мириться с комплиментами простолюдина. Она не была служанкой с широко раскрытыми глазами, падкой на любую лесть, каким бы бархатным голосом ее ни произносили.
— Понятно. И это преследование обеспечивает вам стол и кров?
— Оно обостряет мой голод, — произнес он загадочную фразу, глядя на нее из-под полуопущенных ресниц.
Лине пожалела, что нежный цвет лица предательски выдает любое испытываемое ею чувство. Будь проклят этот мошенник! Ей уже приходилось слышать подобную ерунду раньше. Но почему же она покраснела?
— Так что же вам на самом деле нужно? — выпалила она, скрестив руки на груди.
— Помимо новой туники?
Она сумела не отвести взгляд, но почувствовала, как на виске у нее забилась жилка.
— Вы даже не заметите такой малости, — ухмыляясь, заявил он. — Вы — богатый торговец. А я, я всего лишь жалкий бродяга, у которого нет даже туники, чтобы прикрыть тело.
Лине почувствовала, что ее терпение скоро лопнет. Этот негодяй зашел слишком далеко. Он был нагл, груб, самоуверен, бедно одет, и все, о чем она могла сейчас думать, — это о том, как избавиться от его общества. С тяжелым вздохом она принялась рыться в своей корзинке и вытащила из нее короткий отрез дешевой вайдовой шерсти. Гильдия крайне неодобрительно отнеслась бы к ее поступку, но она была в отчаянии.
— Вот, — коротко бросила она, сунув ткань ему в руки.
Бродяга оказался настолько нагл, что принялся внимательно рассматривать шерсть, словно он был в состоянии отличить тонкую ткань от грубой льняной тряпки.
— Еще что-нибудь? — поинтересовалась она, и голос ее был полон сарказма.
Он засунул ткань за пояс своих штанов, а другой конец перекинул через плечо. Она недовольно скривилась, заметив, как чувственно и небрежно материя коснулась его обнаженной груди.
