Патриция Кэбот - Пьянящий аромат
Пегги заколебалась. Ясно, что эти мысли не приходили ей в голову.
— Мисс Макдугал, хоть вы и вольны порицать людскую несправедливость, однако следует подумать и о мальчике.
Пегги казалась рассерженной.
— Я всегда думаю о Джереми, лорд Эдвард! В отличие от некоторых…
— Джереми наследник огромного состояния, — перебил ее Эдвард. — И с этим вы ничего не можете поделать, мисс Макдугал, каковы бы ни были ваши политические пристрастия. Он должен принять и примет обязанности семнадцатого герцога Роулингза.
— Неужели?
Он обязан был предвидеть, что юная шотландка не станет кротко выслушивать его нравоучения. Однако Эдвард не обратил внимания на предупреждающие знаки, важно шагая взад-вперед по кухне, а затем, развернув стул, без спросу уселся и даже не предложил ей присесть первой.
— Именно так, мисс Макдугал, — сказал Эдвард, любуясь собой.
— Раз так, лорд Эдвард, поведайте мне, — в слово «лорд» она намеренно подлила яду, руки, которые прежде были сложены на груди, уперлись в бока, — если Джереми — герцог Роулингз, где все это состояние было до сих пор? Мы не видели ни фартинга от великолепного дома Роулингзов. Мы с отцом с пеленок растили Джереми, а последний год я, как могла, делала это одна. И у вас хватает наглости, сидя здесь, упрекать меня в том, что я не думаю о мальчике!
Эдвард начал понимать, что перегнул палку.
— Мисс Макдугал, я не собирался намекать, что вы не…
— А как вы объясните то, что совершенно пренебрегали своими обязанностями последние десять лет? — спросила она. — Ведь вы же его дядя точно так же, как я его тетка. И где же вы были до сих пор?!
Эдвард поерзал на стуле, ему было не очень удобно. Он был крупным мужчиной, а стул был рассчитан на человека гораздо меньшей комплекции.
— Вы прекрасно понимаете…
— Прекрасно понимаю, что, когда вам нужно, Джереми — герцог Роулингз. Однако когда это было нужно Джерри, мы даже не имели удовольствия вас видеть!
— Все совсем не так, и вы это знаете, — быстро проговорил Эдвард. — Отец вычеркнул родителей Джереми из своего завещания. И когда он услышал, что их больше нет, то был — мне больно говорить это — даже рад. Лишь будучи сам на смертном одре, старик оттаял и согласился признать Джереми законным наследником…
— И все по причине недовольства вашего папаши тем, что ваш брат женился на дочери простого приходского священника из Шотландии, а не на какой-нибудь светской даме из Лондона! Поэтому после смерти моего отца Джереми был вынужден каждую ночь спать в одной комнате со мной — мы не могли позволить себе отапливать две комнаты. — Пегги выпалила все это прерывающимся голосом. — Он должен был ходить в обносках, потому что у меня не было денег купить ему ботинки или штаны…
Эдвард приподнялся со своего места:
— Мисс Макдугал…
— Круглый год каждое утро он вынужден был начинать с овсянки, потому что я не могла купить больше двух яиц в неделю, да и те мы ели на ужин, ведь мясо такое дорогое… — Голос Пегги сорвался, и Эдвард с изумлением заметил, что из похожих на драгоценные камни глаз вот-вот готовы брызнуть слезы. — И он вынужден был сносить жалость со стороны таких отвратительных людей, как мистер Ричлэндз! И вы имеете наглость полагать, что, пережив все это, он должен на коленях благодарить новоявленных родственников за титул? Что после того, как ваша семья так поступила с ним, с его родителями, он будет несказанно признателен вам? Чуть раньше вы говорили о чести. Думаете, у Джереми ее нет? Есть, уверяю вас, и она подверглась самому горькому испытанию в эти несколько последних месяцев. В мире нет столько герцогств, чтобы расплатиться за это!
К огромному удивлению Эдварда, девушка, всхлипнув, отвернулась.
— О Боже, — выкрикнула она, — и вы удивляетесь, почему я поддерживаю либералов?
Эдвард был в полном недоумении. Ему и в голову не приходило, что она может обижаться на всю семью за то, как они обошлись с ее сестрой и племянником, хотя, конечно, он мог бы догадаться. А что еще она должна была чувствовать? Семья Роулингз не принесла клану Макдугал ничего, кроме несчастий.
— Мисс Макдугал, не могу выразить, как мне жаль…
Пегги, однако, стояла, повернувшись к нему спиной, плечи девушки вздрагивали. Она не могла поверить, что плачет в его присутствии, но хоть убей была не в силах остановиться. Пегги вовсе не собиралась показывать слабость перед этим самоуверенным, мучительно красивым мужчиной, и вдруг зарыдала, будто все огорчения, свалившиеся на нее за этот год, наконец выплеснулись наружу. Она запричитала сквозь слезы, до него долетали лишь несвязные обрывки фраз:
— …жалкий старик… дети должны страдать за ошибки родителей… думаете, мы сразу соберемся и поедем с вами как ни в чем не бывало…
Эдвард оттолкнул стул и встал.
— Мисс Макдугал, пожалуйста, поверьте, я ничего не знал. Вплоть до прошлого месяца мы даже не знали, где находится Джереми, и, конечно же, понятия не имели все это время, что его воспитывает незамужняя тетушка без чьей-либо помощи…
Это привело лишь к тому, что хрупкие плечи стали содрогаться сильнее. К слезам девушек Эдвард привык не больше, чем к их дерзости, однако понял, что, безусловно, предпочитает иметь дело с дерзостью. Рыдания Пегги разрывали ему сердце.
— Прошу вас, мисс Макдугал! Вы должны верить мне. Я отдам все, что угодно, все, что у меня есть, чтобы вознаградить вас за несчастья, которые вам пришлось пережить…
Еще не зная, что предпринять, Эдвард подошел к Пегги. Он намеревался хоть как-нибудь утешить ее, к примеру, пообещать браслет. Это всегда помогало, когда какая-нибудь из его любовниц вдруг ударялась в слезы. У него не было никаких желаний, кроме того, чтобы успокоить девушку.
Но когда он, взяв Пегги за плечи, повернул к себе и заглянул в ее прелестное, все в слезах лицо, произошло нечто из ряда вон выходящее.
Эдвард, в жизни которого были сотни женщин и который умел прекрасно управлять своими глубинными инстинктами, вдруг ощутил непреодолимое желание поцеловать эти мокрые от слез, маняще приоткрытые алые губы. Нечего и говорить, что поцелуй со свояченицей является опрометчивым поступком при любых обстоятельствах, а здесь и сейчас он сулил полную катастрофу. Нечего и говорить, что Эдвард был на десять лет старше Пегги и, похоже, уже скомпрометировал ее тем, что находился с ней в доме один на один. Нечего и говорить, что она была совершенно одинока в этом мире и что использовать в своих интересах материальные проблемы, а тем более душевное состояние женщины, мог только последний мерзавец. Но Эдвард ощущал страстное желание поцеловать ее, ничего подобного он еще не испытывал в жизни. И он поддался порыву.
