Милли Крисуэлл - Неограненный алмаз
– Растяпа! – обругала она себя и подумала, что после беспокойной ночи чувствует себя совершенно невыспавшейся. Повернувшись к двери, она увидела того, кто расстроил ее сон.
– Доброе утро, мэм, – приветливо произнес Брок. – Вы рано встаете.
Глаза Пруденс сузились. Она не любила, когда люди тратили время на констатацию очевидных вещей – рассвет еще не наступил.
Улыбаясь, ковбой протянул ей одолженное одеяло.
– Спасибо за заботу. Я спал, как гусеница в коконе.
Он снял шляпу, и его волосы в свете керосиновой лампы заблестели, как обсидиан. Шляпу и куртку Брок повесил на крючок у двери. Кухню заполнил запах мыла для бритья.
– Я... я рада, что вам было удобно, мистер... – И, остановившись на полуслове, она бросила одеяло на стул. Не стоит быть с этим человеком слишком любезной. Это всего лишь наемный работник.
Но он смотрел на нее с каким-то непонятным удивлением, и Пруденс сообразила, что ее застали неготовой к приему гостей – с заспанным лицом и спутанными волосами. Она тут же сильнее запахнула халат.
Однако Брок думал иначе. Через мягкую ткань халата угадывалась античная статуя с классическими пропорциями, а спутанные волосы наводили на совсем уж непристойные мысли...
– Вам нужно что-нибудь еще? – произнесла Пруденс, всем своим видом показывая Броку, что ему пора удалиться. Ее беспокоило то, как он смотрел на ее босые ноги. Не стоило оставаться с ним наедине в этот ранний час, когда все обитательницы дома еще досматривали сны. Полковник Карстерс, хотя и находился неподалеку, был еще не в состоянии оказать какую-либо помощь.
Не дожидаясь ответа, она сделала шаг в сторону и... угодила большим пальцем ноги в ножку стула.
– О черт! – воскликнула она, садясь на стул; в глазах блеснули слезы.
– Что случилось? – с тревогой в голосе спросил Брок. – Дайте взглянуть. – Он наклонился и взял ее за ступню – удивительно маленькую и изящную.
– Мистер Питерс, уберите руки! – потребовала она, но он, не ответив, начал массировать ее палец. Она подумала, что боль проходит и что эти прикосновения очень приятны... и вырвала ногу.
– Я всегда так делаю, когда лошадь ушибет ногу, мэм, – объяснил он ей свое поведение и добавил: – Благодарить меня не нужно.
Он повернулся к плите, чтобы налить себе кофе, и Пруденс немедленно воспользовалась этим, чтобы выскользнуть из кухни.
Обернувшись, Брок удивленно уставился на пустой стул. Его первое впечатление об этой женщине было ошибочным. Столь жесткая и решительная на вид, она оказалась на удивление ранимой и уязвимой при более близком знакомстве.
Ворвавшись в свою комнату, Пруденс направилась прямо к умывальнику. Холодная вода помогла ей прийти в себя после пережитой сцены.
Нет, он вовсе не джентльмен, заключила она. Хватать ее ногу, как лошадиное копыто... Она вспомнила его прикосновение, и ее сердце снова забилось чаще.
Нет, это она не леди. Ни одна леди не испытывает таких ощущений... по крайней мере не желает о них вспоминать. Что же с ней происходит, черт побери?!
Она встретила Брока Питерса, вот что!
И Пруденс обрушила на него безмолвные проклятия – за то, что он напомнил ей о ее женской природе.
Ни к чему хорошему это не приведет. Когда Клэр рассказывала ей свою историю, то начала именно с того, как позволила Билли Престону дать ей испытать незнакомые ощущения. И, забывшись, дала ему слишком много воли. И что она имела в итоге? Беременность, и ничего больше.
И потому ни один мужчина, как бы ни был он приятен на вид и как бы ни были обворожительны его манеры, не добьется от нее ни малейшего проявления слабости, поклялась себе Пруденс.
К тому времени как, приведя себя в порядок и переодевшись, Пруденс вернулась на кухню, там собрались уже все работники ранчо. Ханна, склонившись над плитой, жарила лепешки. Тонкий аромат кофе и запах бекона заставили Пруденс сглотнуть слюну.
– Доброе утро, мисс Пру, – почти хором приветствовали ее сидящие за столом. Все, кроме Брока, который произнес:
– Ну, Рыжая, как палец?
От такой фамильярности глаза у всех стали круглыми, но Пруденс проигнорировала всеобщее удивление.
– Доброе утро, джентльмены, – ответила она, подходя к столу.
Брок подвинул ей стул, но она прошла мимо и села рядом с Уиллом. Это тоже вызвало недоумение; ковбои стали перешептываться.
Не показав, что он уязвлен подобным пренебрежением, Брок повернулся к Шорти:
– Нам нужно ждать и других дам?
– Нет, – ответил Слим Роббинс. – Они будут завтракать позднее, после нас. Верно, мисс Пру?
Речь у этого долговязого, нескладного ковбоя была такой же медленной, как и его движения, но Пруденс ценила в нем честность и добродушие. Своей бесхитростностью он напоминал ребенка, и ей всегда доставляло удовольствие с ним беседовать.
– Верно, мистер Роббинс, – ответила она. – Дамы будут завтракать, когда вы приступите к работе. – Она повернулась к Броку: – Только в воскресенье на обед мы собираемся все вместе. Такой распорядок введен по желанию дам.
В последнем замечании Брок усомнился. Из того, что он здесь уже увидел, можно было сделать вывод, что женщины отнюдь не воспротивились бы небольшому мужскому обществу. Это правило, видимо, еще одно из суровых ограничений этой молодой, но старой девы.
– Сегодня нам придется заняться установкой ограды вдоль южного пастбища, мисс Пру, – сообщил Шорти и на мгновение смолк, чтобы отхлебнуть кофе. – Когда мы протянем колючую проволоку вокруг всего пастбища, мы перестанем терять скот.
Пруденс кивнула. Долгие годы их ранчо не было огорожено, но в последнее время скот стал таинственным образом пропадать. Изобретение Глиддена – колючая изгородь – было очень кстати.
– Мистеру Моргану, похоже, наше намерение совсем не понравилось, мистер Дженкинс, – заметила Пруденс.
При упоминании о Моргане Брок немедленно навострил уши.
– Не сомневаюсь в этом, мэм. Джекоб долгое время не имел с нами огороженной границы. Ваш отец никогда не позволял скоту Моргана пастись на наших землях. А в плохие годы нам не хватало травы и для своего скота.
– Наверное, Джекоб... – Заметив, как удивленно дрогнули брови Брока, Пруденс поспешила поправиться: – То есть мистер Морган... имел какие-то причины нарушить границы наших владений.
Шорти поднялся и отставил стул.
– Я тоже так думаю, мэм. Очень серьезные причины.
За ним поднялись и остальные работники. Оставшись одна, Пруденс в недоумении стала размышлять, что именно имел в виду Шорти. Она пришла в еще большее замешательство, когда Ханна, до того не проронившая ни звука, вдруг высказалась:
– Вам следует подумать, что вы делаете. Мы не можем не видеть того, что у нас прямо перед глазами.
