Кристина Додд - Под шотландским пледом
– Сядьте сюда.
Он усадил ее на скамью, и Андра прищурилась. Он все это задумал заранее? Да, ее слуги по указанию злокозненной Саймы заперли их здесь, но неужели же он сговорился с этими коварными людьми?
Потом Андра ощутила прикосновение овечьего руна, теплого и мягкого, и забыла о своих подозрениях.
– Вам нравится, – заметил он.
Его тон заставил ее задуматься. Он усадил ее сюда не просто так, а чтобы вызвать возбуждение. Если она признается, что это ему удалось, это будет означать, что она еще немного уступила ему.
Наклонившись, он до конца расстегнул на ней сорочку и стянул ее. Теперь Андра осталась в одних чулках. Положив руку на плечо, он заставил ее лечь, и теперь мех ласкал шею и спину. Ноги все еще свисали вниз, как у леди, сидящей в дамском седле.
И хотя он ничего не сказал, Андра знала, чего ему захочется дальше.
Ему захочется, чтобы она положила ноги с обеих сторон скамьи, и тогда он будет смотреть.
Она знала, что ему это понравится. Он пылал, удовлетворенный тем, что заставил ее выполнять свои распоряжения. Он пылал, охваченный жарким желанием. Он пылал, потому что был мужчиной и видел, что побеждает, но тогда на столе он доказал, что будет считать это победой, только если Андра тоже победит.
– Вы все еще остаетесь одетым. – Он был в «доспехах»; она была почти голая. Если он снимет с себя одежду, ему будет так же неловко, как и ей.
По крайней мере она на это надеялась, пока он не подошел к ней и не сказал:
– Расстегните мне пуговицы. Дайте мне почувствовать, что чувствуете вы.
– Это вы о неловкости? – язвительно спросила она. Улыбка изогнула уголки его губ.
– Неужели это все, что вы чувствуете?
Конечно, не все. Противоречивые чувства раздирали ее. Андре хотелось, чтобы он разделся, но она боялась его раздетого. Ей хотелось сдаться, но она почему-то сопротивляется.
А почему она сопротивляется? Ведь это всего лишь похоть.
– Если вы хотите чего-то, Андра, вам нужно только протянуть руку и получить это. Если вы хотите меня, вам нужно сделать по крайней мере один шаг в мою сторону. Всего лишь один шаг.
Она расстегнула на нем панталоны. Он стоял, терпеливо ждал и смотрел. Белья на нем не было, что удивило ее и заставило задуматься, носит ли он вообще белье, или просто не надел его, будучи уверен, что она поведет себя именно так, как он задумал.
А возможно, дело было не в том, что он уверен в ней, а в том, что он уверен в себе. Он может отдать себя всего целиком, потому что в душе у него нет никаких темных мест, никаких отвратительных шрамов, которые он боится показывать, и призракам незачем преследовать его, как преследуют ее воспоминания о бросивших ее мужчинах.
Понадобилось все присутствие духа, чтобы стянуть с него панталоны, и тогда она поняла – нет, Хэдден ничего не скрывает. Он очень гордится собой, всем собой, и думает, что она тоже будет горда собой, когда он заставит ее отбросить ложный стыд.
Ну что же, очень может быть – если говорить о теле. Но свою душу она оставит в неприкосновенности. Впрочем, Хэдден вполне удовлетворится ее телом. Тело свое она ему отдаст.
Приняв такое решение, она провела пальцами по всему его телу. Она не знала, вызвала ли у него те же чувства, какие испытывала сама, но его полузакрытые глаза и втянутый с шумом воздух вселили в нее самые радужные надежды. Пока Хэдден отвлекся, она подняла одну ногу на скамью, согнула ее в колене, пытаясь принять небрежную позу.
Но он все заметил.
– Мне нравятся эти цветочки. – Став на колени рядом с ней, он потеребил пальцами розетку на ее подвязке. – Они намекают на то, что находится выше.
Он осторожно потеребил сердцевину розового бутона, и это прикосновение вызвало дрожь у нее внутри. Почти против ее воли бедра вздрогнули в ответ.
– Двигайтесь еще, – велел он. – И смотрите, какое впечатление производят на меня ваши движения.
Под тем углом зрения, с какого она смотрела на него, все в нем казалось смелым и мускулистым. Его слегка волосатые бедра говорили о годах, проведенных в седле; живот – о том, что он человек деятельный; а… она провела рукой по длинной мышце, идущей от паха к колену.
– Вы не собираетесь снять с себя фрак?
– Что? – Хэдден был весь поглощен движением ее руки. Андра таинственно улыбнулась и спросила, чтобы запастись еще одним воспоминанием:
– Если вы согласны, я буду вашим камердинером.
Он был весь поглощен своим наслаждением, но теперь его внимание устремилось на нее.
– Еще один шаг?
Большой шаг, подумала она и осторожно села. Первый шаг она сделала без всяких уговоров и намеков. Хэдден с каким-то очарованным видом следил за ней глазами, когда она стягивала фрак с его плеч. Потом она осмотрела его галстук, жилет и рубашку. Положив руки на галстук, Андра сказала:
– За это мне полагаются очень большие чаевые.
– Вы их получите, – пообещал Хэдден, и она раздела его догола.
Он говорил не о деньгах. Когда она швырнула его одежду через всю комнату, он сказал:
– Мне бы хотелось, чтобы вы попытались сделать нечто новенькое.
– Иное? – Все, что происходило, и без того было новеньким.
– Ложитесь лицом вниз и почувствуйте, как шерсть ласкает ваши груди и живот.
– Лицом вниз? Не пойдет.
Он подавил усмешку, и Андра поняла, что сказала глупость.
– Любовных приемов существует великое множество, и не хватит ночей, чтобы экспериментировать с ними. Но уверяю вас, мы сделаем все возможное, чтобы испытать все эти приемы.
– Вот как. – Она размышляла над его словами, в то время как руки скользнули вниз по его торсу и снова обхватили его. Он был готов, совершенно готов… – Да, – задумчиво сказала она. – Вполне вероятно. – И, наверное, очень приятно. И с нарочитой небрежностью она вытянулась на скамье лицом вниз.
– Подвигайтесь на шкуре. – Он погладил ее. – Подвигайтесь. Вам будет приятно.
Очень может быть, что в этой позе, открывающей Андру его взгляду, было что-то детское, но чувствовала она себя во все не как дитя, особенно когда сделала так, как он велел, и подвигалась. Живот ощутил приятное прикосновение шерсти, а соски затвердели от трения. Андра закрыла глаза, сосредоточившись на этих ощущениях, а позади нее раздался его тихий смех.
– Вот так-то, – Хэдден провел пальцем по внутренней стороне ее бедра, и Андра застыла в ожидании. Когда она жалобно застонала, он вошел в нее медленным, твердым и безжалостным движением и сказал:
– Вы моя.
– Нет. – Но услышал ли он ее? Она едва могла говорить. Все в ней гудело, всю ее переполняло ощущение изобилия, она принимала его всего и отвечала ему радостью.
– Вы меня чувствуете? – спросил он.
– Да.
