Барбара Картленд - Ола и морской волк
— Действительно, милорд, — согласился Гибсон. — Я всегда говорил, что ваша светлость были правы, выбрав именно такое судно для ваших поездок.
— Я всегда прав, Гибсон! — сказал маркиз полушутя, но будучи уверенный, что так оно, по сути, и есть.
Он выдержал битву с судостроителями и заставил создать яхту с точно такими обводами, которые ему требовались.
Маркиз еще юношей видел действия морских фрегатов в войне, и уже тогда поклялся себе, что, если ему посчастливится когда-либо строить собственную яхту, он сделает ее с такими же обводами корпуса.
Став старше, он занялся изучением быстроходных американских шхун, которые позже получили название «клиперов» и на которых он тоже плавал.
Конструкция корпуса шхун послужила моделью для знаменитых клиперов с прямоугольными парусами, которые строились на американских верфях, но слишком медленно внедрялись в Англии.
Маркиз сконструировал для себя шхуну, быстроходную, как боевой фрегат, но не требовавшую при этом большой команды для управления ею.
Когда яхта «Морской волк» была наконец спущена на воду, она вызвала сенсацию среди яхтсменов-энтузиастов.
Маркиза поздравляли не только его друзья, но и многие авторитеты военно-морского флота.
Однако на сей раз он впервые вышел на «Морском волке» в такую штормовую погоду.
Наблюдая этим утром, как яхта безупречно скользит по волнам, он убедился, что все его идеи, которые считались многими революционными, оказались верными.
Шагая осмотрительно, но уверенно, как человек, привычный к морской качке, маркиз прошел в салон, сказав на ходу:
— Передайте стюардам, что я не прочь хорошенько пообедать. Я проголодался!
Тут маркиз заметил, что он не один.
В уютном салоне, обставленном по его собственным проектам, сидела женщина, о существовании которой он и забыл за эти два часа.
— Доброе утро, милорд, — сказала Ола. — Извините меня, что не поднимаюсь, чтобы приветствовать вас, потому что мне трудно будет сделать реверанс, когда судно так сильно кренится.
— Доброе утро… Ола! — ответил маркиз.
Он на секунду запнулся, прежде чем произнес ее имя, потому что не сразу его вспомнил.
Он сел в кресло недалеко от нее, а потом только спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете? Не страдаете от качки?
— Нисколько, — ответила Ола, — и если вы позволите, ж бы хотела выйти на палубу после обеда. Я никогда не плавала на судне, которое неслось бы так быстро.
— Вы хотите сказать, что любите море?
— Очень! — просто ответила Ола.
— Я рад это слышать, — сказал маркиз, — потому что у меня есть для вас плохие новости.
Ола вопросительно посмотрела на него, и он сказал:
— Прошлым вечером я приказал моему капитану направиться в Кале, но с северо-востока задул такой сильный ветер, что мы не сможем подойти к берегу Франции. Все, что мы можем, — это нестись по ветру дальше в пролив Ла-Манш.
Маркиз даже и не задумывался о том, как Ола отреагирует на это известие.
Когда же он увидел ее загоревшиеся глаза и улыбку, он сказал себе, что мог бы предвидеть, что она окажется нежеланным гостем, который не будет торопиться отказаться от его гостеприимства.
Словно прочитав его мысли, Ола сказала:
— Вы так добры, милорд, что согласились доставить меня во Францию. Вы не рассердитесь, если я скажу, как я… рада, что… не покину эту чудесную яхту так… быстро, как я… предполагала.
Маркиз даже не знал, как это произошло, но когда стюард принес им обед, он уже рассказывал девушке о своей яхте и о тех трудностях, с которыми столкнулся, строя ее по своему замыслу.
— Мне пришлось сражаться буквально за каждый дюйм этого судна! — сказал он. — И только когда оно было наконец создано, кораблестроители перестали каркать, что мой проект непрактичен, неосуществим и что яхта потонет или превратится в медлительную черепаху в первое же ненастье, в которое она попадет.
— Я рада, что сейчас с ней не происходит ничего подобного, — сказала, смеясь, Ола.
— Вы в полной безопасности, — сказала маркиз. — Моя яхта — самое надежное судно из плавающих в море, и я готов поставить на нее мое состояние и мою репутацию!
Они говорили о судах вообще и о «Морском волке» в частности все время, пока обедали, и лишь когда они закончили, маркиз сказал:
— Когда ветер поутихнет и мы сможем приблизиться к французскому берегу, думаю, что мы проскочим мимо Гавра, тогда я доставлю вас в Бордо.
— Разве вы плывете через Бискайский залив? — спросила Ола.
— Я направляюсь в Средиземное море, — ответил маркиз, — а там, наверное, зайду в Ниццу.
Он Говорил так, будто разговаривал с самим собой, но, увидев выражение лица Олы, понял, что совершает ошибку.
В его планы не входило держать ее на борту хоть одну лишнюю минуту, и при первой же возможности он собирался высадить ее на берег.
— Бордо вполне подойдет мне, милорд, — сказала она, — если будет невозможно зайти… в Гавр.
Она говорит одно, подумал про себя маркиз, а надежда в ее глазах — совсем о другом.
«Не надо было вообще брать ее с собой», — думал он.
Маркиз вспомнил Сару и то, как она склонила его к тому, чего он вовсе не хотел делать, и свою ненависть к женщинам — все это вновь нахлынула на него.
— Могу вас заверить, что мой капитан делает все возможное, чтобы подойти к Гавру, — резко сказал он, — и вам не следует подниматься на палубу. Там очень холодно, да еще и промокнете.
С этими словами он поднялся с места и, не глядя на Олу, вышел из салона.
Она тихо вздохнула.
Ола понимала, что лишь разозлит его, если будет настаивать.
«Чем же он так расстроен?» — размышляла она и внутренне была совершенно уверена, что причина его гнева — женщина.
Но маркиз был таким привлекательным и, несомненно, очень богатым, поэтому казалось невероятным, что любая понравившаяся ему женщина могла бы не броситься в его объятия, если б он того пожелал.
Однако, возможно, что он желает чего-то недостижимого, хотя Ола не представляла себе, что бы это могло быть.
Если ей возбраняется выходить на палубу, думала она, можно хотя бы просмотреть книги, которые она видела в книжном шкафу, занявшем почти целую стену салона.
Ее удивили книги на борту яхты, поскольку она привыкла к тому, что ее отец, находясь в море, был так поглощен хлопотами на судне, что не имел времени для чтения.
Олу поразило, что маркиз отличался от ее представлений о мужчине его возраста и положения.
Она была наслышана о разгульном образе жизни лондонских щеголей и денди, которые, казалось, только и знали, что гнались за удовольствиями и развлечениями.
Она еще вспомнила, что читала о маркизе в парламентских репортажах, и кроме того, его имя постоянно фигурировало на спортивных страницах газет.
