Мэри Элизабет Брэддон - Кровавое наследство
Лионель снимал в квартале Суррей небольшую квартирку, в которую готовился принять мать и сестру. Много горьких сравнений и воспоминаний о прежней обстановке вызывала в нем эта квартира, но никто не слыхал от него ни слова жалобы, и все его мысли были направлены на сестру и мать, на возможность отвратить от них тяжелую бедность.
В полдень 24 марта погода была мрачна и холодна, ветер шумел в старых деревьях вестфордского сада, но, несмотря на это, Виолетта открыла калитку в лес. Со дня своей болезни она не виделась с Рафаэлем Станмором и ничего не слышала о нем. Она ждала, что он придет проведать, ее и даже решилась спросить Лионеля, не слыхал ли он чего-нибудь о нем. Ответ был отрицательный. Станмор не захотел узнать даже причины ее продолжительного отсутствия, и это равнодушие лежало страшной тяжестью на ее душе; ее самолюбие тоже страдало и внушило ей мысль не искать свиданий с человеком, на любовь которого она уже не полагалась. Однако в минуту расставания с Вестфорд-хаузом она не могла противиться желанию узнать о причинах молчания Станмора. Он мог заболеть. Любовь пересилила самолюбие и заставила ее отправиться на место, с которым было связано так много светлых воспоминаний.
Мрачен казался в это утро лес, но еще мрачнее было прежде цветущее личико молодой девушки. Глаза ее впали, прежний румянец сменился бледностью. Медленно и с сильно бьющимся сердцем подходила она к скромному домику, в котором жил художник. Путь был не ближний, и день клонился к вечеру. Яркий огонь в камине освещал окна домика, и сердце Виолетты болезненно сжалось. «Если бы у моей матери оставался теперь хотя бы такой домик, — подумала она, — то мы были бы счастливы, мы, которым владельцы этого так часто завидовали».
Не успела Виолетта подойти к дверям, как ей навстречу вышла женщина.
— Мисс Виолетта, боже мой! — воскликнула она. — Вы меня напугали, я чуть не приняла вас за привидение! Но на дворе так холодно, войдите и погрейтесь у моего огня; я рада вам от чистого сердца, и во время вашей болезни я часто приходила в Вестфорд-хауз осведомляться о вашем здоровье.
Сердце Виолетты сильно забилось, она относила это участие к влиянию Станмора.
— Благодарю вас от всей души, — сказала Виолетта.
— За что благодарить? Это очень естественно: я знаю вас с детства, и ваша матушка была всегда так добра ко мне.
Надежда, оживившая сердце молодой девушки, снова исчезла: она сама не знала, как выспросить то, что ей хотелось так сильно узнать, но хозяйка не заметила волнения на лице Виолетты.
— Как все у вас здесь покойно и мило! — проговорила наконец молодая девушка.
— Вы очень добры, — отвечала хозяйка, — но домик наш кажется мне пуст, с тех пор как мы лишились нашего жильца.
— То есть мистера Станмора? — заволновалась Виолетта.
— Да, мистера Станмора. Он съехал от нас совершенно неожиданно и, можно сказать, даже против желания.
— Как так — против желания? — спросила Виолетта.
— А вот как было дело: я сидела у окна, когда к калитке неожиданно подошел высокий господин мрачной наружности и холодно спросил меня, здесь ли его сын.
— Ваш сын? — сказала я. — Я не знаю его.
— О нет, вы его знаете: вот он писал картину, которая лежит у вас на столе.
— Мистер Станмор? — сказала я.
— Называйте его каким угодно именем, — возразил он, — оно не мешает ему быть моим сыном.
В эту минуту мистер Станмор возвращался из леса и вошел прямо в комнату.
— Я здесь, отец, — сказал он очень гордо, — и готов оправдываться, если вы этого желаете.
Тогда оба они ушли в комнату мистера Станмора, и, так как стены здесь тонкие, то я слышала, что они громко спорили. Через некоторое время отец вышел из дома в сильном волнении, не сказав ни слова. Через час вышел и мистер Станмор и попросил моего мужа перевезти его вещи на станцию Винчестер. Он сказал, что с первым поездом отправляется в путь. Меня опечалил его отъезд — действительно, трудно найти жильца лучше его. Он и сам казался очень расстроен. Кстати, я вспомнила одно обстоятельство, которое, по-видимому, касается вас, — сказала хозяйка, взглянув на Виолетту.
Яркий румянец покрыл лицо девушки.
— Мистер Станмор говорил обо мне? — спросила она.
— В ту самую минуту, как он намеревался оставить наш дом, он поспешно обернулся ко мне и сказал: «Если увидите мисс Вестфорд, то скажите ей, что я нарисовал тот старый дуб, который ей так нравился, и что мне было бы очень приятно, если бы она сходила к нему, чтобы живее его вспомнить, когда увидит мою картину». Не странно ли было такое поручение?
— Да, — ответила Виолетта, по-видимому, очень равнодушно, — должно быть, мистер Станмор говорил о том старом дубе на берегу озера, которым мы с братом часто любовались; но, к сожалению, у меня нет времени, чтобы взглянуть на него, потому что мы завтра уезжаем отсюда.
Добрая женщина выразила крайнее сожаление об отъезде семейства — она уже несколько дней назад слышала о том, что Вестфорд-хауз переходит к другому владельцу.
С тяжелым сердцем вышла Виолетта из этого домика. Рафаэль Станмор исчез без всякого следа, не оставя ей, которой клялся в вечной любви, даже письма. Она никак не могла объяснить себе этого.
Между тем луна осветила открытые места леса. Виолетта осматривала тихую местность с болью в сердце. «Может быть, я вижу в последний раз эту страну, в которой была так счастлива», — она вспомнила слова Рафаэля, сказанные в отношении дуба. — «Можно было бы подумать, что он издевался над моим горем, — продолжала она, — а между тем он сам был грустен — так по крайней мере говорила его хозяйка. Почему желал он, чтобы я еще раз сходила к тому дубу, под ветвями которого мы с ним так часто отдыхали? Но, как бы то ни было, — она глубоко вздохнула, — это его желание я исполню. Моя мать слишком занята сегодня, чтобы заметить мое отсутствие, и я сейчас же пойду к озеру».
При свете луны она безбоязненно шла по лесным тропинкам. В этот тихий вечер вид воды был как-то особенно хорош. Под густыми ветвями старого дуба, бросавшими далекую тень на траву, стояла скамья. Виолетта села на нее и предалась глубокому раздумью о потерянном счастье, которое так живо напоминала ей эта местность. Она прислонила голову к жесткой коре дерева, и в первый раз за все это горестное время горячие слезы потекли по ее щекам.
В эту минуту она заметила углубление в дереве, куда, как она вспомнила, Рафаэль имел обыкновение ставить свой ящичек с красками. Не вложил ли он теперь письма для нее и не дал ли это странное поручение своей хозяйке, чтобы обратить еевнимание на это дерево? Виолетта нагнулась и поспешно начала рыться в углублении, которое было почти заполнено мхом и старыми листьям и; устранив все это, она заметила что-то белое и с жадностью схватила его. Да, это было письмо! Она напрягла зрение, но не могла ничего разобрать, кромеслова «Виолетте», написанного на запечатанном конверте. Она положила его в карман и побежала к дому.
