Кэтрин Харт - Пепел и экстаз
ГЛАВА 3
Рид проснулся в середине ночи, пытаясь понять, что за шум его разбудил. Машинально он вытянул руку, ища Кэтлин, но ее рядом не было. Почти одновременно он увидел темный силуэт у окна и услышал приглушенные рыдания.
Он тихонько соскользнул с кровати и, подойдя к ней, обнял, как бы желая защитить от всех бед, и притянул к своему сильному телу. Ночь была теплой, но Кэтлин вся дрожала. Рид нежно погладил ее по щеке, растрепал волосы. Горячие соленые слезы падали ему на руку, как капли дождя.
— Ох, Кэт, — выдохнул он, ненавидя боль, которую, он знал, она испытывает. Он поцеловал ее в макушку, потом в шею. — Я с тобой, киска.
— Так больно, так чертовски больно, — услышал он сквозь рыдания.
— Я знаю, — тихо ответил он и крепче обнял ее, почувствовав, как по ее телу снова прошла дрожь. Ему и самому было больно от сознания того, что в этот момент он ничем не может ей помочь.
Кэтлин была склонна скорее впадать в ярость, чем лить слезы. Ее редко можно было увидеть плачущей. Она всегда была такой сильной, такой живой. Теперь же, когда она чувствовала себя слабой и побежденной, он мог предложить ей лишь свои силу, сочувствие и понимание.
Рид понимал, что жалость она не примет ни от кого, и от него тоже. Кэтлин ненавидела слабых, хнычущих, жалеющих себя женщин. Полагаясь всегда на собственные силы, она редко нуждалась в нем как в опоре, хотя — в этом он не сомневался — глубоко любила. Временами его раздражала эта ее независимость, но именно она была одним из тех качеств, которые привлекли его к ней, и он высоко ценил ее умение самой справляться со всеми трудностями и восхищался им.
— Всегда бывает больно, когда теряешь что-то, для тебя дорогое, моя сладкая, — тихо проговорил он; от его дыхания ее пушистые волосы разлетелись. — Я знаю, как ты любишь это место. Здесь твои корни, с ним у тебя связано столько воспоминаний, и светлых, и грустных.
— Я родилась здесь, как мама и Кейт, — добавила Кэтлин скорбно. — Я так хотела, чтобы Катлин унаследовал это имение. Наша семья владела им на протяжении многих лет, не одно поколение выросло тут.
— Катлин унаследует Чимеру, — мягко сказал Рид. — Он, конечно, не отказался бы от добавочного наследства, но сомневаюсь, что он стал бы здесь жить, Кэт. А управлять имением, находящимся за многие мили от твоего дома, очень нелегко.
— Мне же до сих пор это удавалось, — не согласилась она.
Рид покачал головой.
— С помощью мистера Кирби. Но все равно, посмотри, насколько запущены некоторые вещи. Крыша, например.
Кэтлин нехотя кивнула:
— Но боль от этого не уменьшается. А то, что оно достанется типу вроде Эллерби, лишь усиливает ее. Я чувствую себя так, словно отдаю одного из своих детей на попечение насильнику. Он уничтожит плодородие и красоту этой земли, сделает ее бесплодной и безжизненной. Это несправедливо.
— В жизни много несправедливого, киска. Думай о том, в чем тебе повезло. Сейчас тебе больно, но все же у тебя осталась Чимера, место, куда ты сможешь вернуться и где тебя будут окружать любящие люди — Кейт, Барбара, Сьюзен и Тед, моя мать. — Он медленно повернул ее к себе лицом. — И у тебя есть дети и я, любовь моя.
Нежно взяв Кэтлин за подбородок, Рид приподнял ее голову — светящиеся нежностью голубые глаза встретились с мокрыми от слез зелеными. — Кэт, родная, я всегда буду с тобой, — напомнил он. — Разве это хоть чуть-чуть тебя не утешает?
Глаза Кэтлин снова наполнились слезами, и вот они покатились по покрасневшим щекам.
— Ох, Рид, — захлебываясь от рыданий, прошептала она. — Конечно же, это мне помогает, любовь моя. Пусть я лишусь всего, но если у меня останешься ты, я буду чувствовать себя богатой. Я просто глупая сентиментальная дурочка, и я сама ненавижу, когда веду себя так.
Рид ласково улыбнулся ей.
— В этом нет ничего глупого, — поправил он. — Это так человечно. Когда тебя ранят, идет кровь, когда тебе больно — ты плачешь.
Он смахнул слезинку, задержавшуюся на ее щеке, и, наклонившись, прижался ртом к ее дрожащим губам.
— Соленые, — заметил он тихо.
Прерывисто вздохнув, Кэтлин прильнула к нему. Ее руки скользнули по его теплой груди и сомкнулись у него на затылке.
— Возьми меня, Рид, люби меня, — попросила она, и по ее дрожащему голосу было ясно, как нужны ей сейчас его сила и его утешения.
Он молча подчинился и, притянув к себе, поцеловал долгим поцелуем. В этом поцелуе не было требовательности и страсти, была одна нежность. Он нежно водил языком по ее соленым губам, и казалось, этот поцелуй будет длиться вечно.
Обнимая Кэтлин, Рид гладил ей спину, стараясь снять напряжение. Его пальцы снова и снова опускались от плеч к талии; он повторял это движение до тех пор, пока она, удовлетворенно вздохнув, не расслабилась.
Ему казалось, что он гладит котенка. Ее волосы и кожа были теплыми и гладкими, как шелк. И она, как котенок, потягивалась и выгибалась под его руками. Вот у нее вырвался звук, похожий на мурлыканье, и на Рида накатила волна дикого животного желания, сметая его с таким трудом сохраняемый самоконтроль.
Подняв Кэтлин на руки, он понес ее к кровати. Уже лежа, Кэтлин потянулась к нему, но он, нежно взяв ее за запястья, развел руки в стороны.
— Нет, киска. Сегодня я буду любить тебя. — Даже в темноте было видно, как блестят его голубые глаза.
— Я хочу прикоснуться к каждой клеточке твоего тела, хочу ласкать каждый его изгиб, поцеловать каждую складочку, возбудить каждый нерв. Я хочу любить тебя так, как не любил никогда прежде и как никто больше не сможет тебя любить.
Время утратило для нее значение, и мир перестал существовать. Осталась только темная комната и ощущение рук и губ Рида. Его умелые пальцы и горячие влажные губы не пропускали ни одного чувствительного участка, ни одной эротической точки.
Взяв в руки ее маленькие ножки, холодные от долгого стояния на каменном полу, он согрел их ладонями. Потом его сильные пальцы помассировали ей стопы, и она блаженно вздохнула. Его ласки действовали на нее как наркотик. На секунду, когда Рид легонько сжал зубами ее пальцы, она вышла из этого сладостного состояния.
— Рид! Ради Бога, я же стояла на пыльном полу, — запротестовала она, пытаясь вырвать у него ногу.
Но Рид, предвидевший это движение, крепко сжал ей щиколотки.
— Тише! Расслабься, — скомандовал он и хрипло засмеялся.
— Расслабься! — Она едва не взвизгнула, когда он провел языком по ее ступне. — Да это уже граничит с пыткой.
Его смешок определенно походил на дьявольский. Он не спеша проделал те же манипуляции с ее другой ногой.
Его пальцы прошлись по ее щиколоткам, задержались на чувствительном сгибе под коленом, потом стали гладить внутреннюю поверхность бедер. Язык повторил путь пальцев.
