Анна Рэндол - Тайна ее поцелуя
Мари, казалось, задумалась.
— Ну… ведь я все равно пойду с вами… — ответила она наконец. — Так зачем же мне еще кто-то?
Беннет молча пожал плечами. Конечно, он бы предпочел сохранить ее репутацию безупречной, но пока что у него не было времени беспокоиться о светских тонкостях.
А девушка вдруг добавила:
— В этом городе не так много подданных Британии, чтобы сплетничать о моих поступках. А те из них, которые находятся здесь, для меня мало что значат.
Она гордо вскинула голову.
— Для меня они также ничего не значат, — ответил Беннет. — И вот еще что… Сегодня даже не пытайтесь снова уйти из дома.
Следовало убедиться, что Мари будет в безопасности, если ему придется оставить ее одну.
— Я уложу вещи и пораньше лягу спать.
Она направилась к закрытой двери, очевидно, ведущей в спальню.
В ее спальню… В спальню с настоящей английской постелью, с белыми полотняными простынями. Или, может, с турецким ложем с алыми шелками?
Беннет решительно приостановил бег своих мыслей, рисовавших образ Мари — обнаженной и ожидающей его в одной из комнат. И снова спросил:
— Так вы не покинете сегодня этот дом?
— Только завтра утром, вместе с вами.
Он коротко кивнул:
— Вот и хорошо. Я поговорю с вашим отцом перед отъездом.
Мари побледнела.
— Но он ничего не знает…
Беннет задержался в дверях.
— Я так и думал. Видите ли, я намерен попросить разрешения поухаживать за вами. Это поможет преодолеть некоторые трудности. Что вы говорите ему, когда уезжаете?
Она пожала плечами:
— Что рисую бабочек… Но дело не в этом. Даже когда отец не такой, каким был вчера, он поглощен своей работой и не замечает моего отсутствия.
— Так я увижу его завтра утром?
Мари едва заметно кивнула.
— Но он не вспомнит, что видел вас вчера. Он никогда не помнит. Я спрошу у Селима, можно ли будет его навестить.
— А вы не хотите пойти со мной?
Она прикусила губу.
— Нет, мне бы не хотелось.
— Вы опасаетесь, что он догадается о нашей игре?
Она избегала смотреть ему в глаза.
— Нет. Просто не хочу видеть, что он ведет себя так, как будто ничего не случилось. А ведь спустя несколько дней все начнется сначала… — Она кашлянула. — Пойду найду Селима.
Ему и раньше не нравилась ее притворная невозмутимость, но сейчас все было еще хуже. Сейчас он видел в ее глазах пустоту…
Он подошел к Мари, взял ее за руку, но вдруг замер в растерянности. Ведь она презирала жалость и пустые слова сочувствия…
Тут Мари взглянула на его руку, и зеленые искорки вновь вспыхнули в ее глазах.
— Я думала, что мы уже закончили, — сказала она.
— Не совсем. — Беннет взял ее локон и стал пропускать шелковистые пряди между пальцами. — Я не шутил, когда сказал, что ваши локоны очаровывают. Любой мужчина мечтает забыться в таких волосах, как ваши…
Мари отступила на шаг. Выражение ее лица было непроницаемым. Потом она вдруг отбросила за плечо выбившийся локон и, резко развернувшись, убежала.
Глава 6
Мари укладывала в саквояж зеленое платье. «Черт бы побрал этого майора, — думала она. — Англичанам следовало прислать кого-то более подходящего».
И действительно, шантажисту следовало быть безобразным, возможно — с бородавкой и кривыми зубами. Он не должен быть так ослепительно красив. И делать вид, что искренне заботится о ее безопасности. И он не должен был делать сводившие ее с ума комплименты…
— Все делаете сами, да?
Мари бросила платье и повернулась — в комнату вошла Ашилла.
— А когда это я позволяла тебе укладывать мои вещи? — спросила Мари.
Ашилла усмехнулась:
— Никогда. И это правильно. Если бы я делала все, чем занимается обычная горничная, я бы погибла от истощения.
Мари весело рассмеялась.
— Это моя уловка, чтобы удержать тебя.
Ашилла достала из шкафа платье цвета шалфея. Потом вдруг спросила:
— Злодейский замысел, да?
Улыбка исчезла с лица Мари.
— Ашилла, ты совершенно свободна и можешь уйти, как только захочешь. Ты мне не принадлежишь.
Служанка расправила складки на платье и поморщилась, увидев чернильные пятна.
— Да, госпожа, конечно… Вы ведь спасли меня, когда меня снова хотели продать. Но все же я не могу простить Селиму, что он торговался, снижая мою цену. Снижая! У него холодное сердце. Не понимаю, почему я работаю рядом с ним.
Ашилла находилась при Мари с тех пор, как та купила гречанку и дала ей свободу. Так неужели Ашилла и сейчас чувствовала на себе какие-то узы?
— Ладно, не обижайтесь, — сказала горничная. — Я остаюсь с вами только потому, что так хочу. Да, только поэтому. — Помолчав, она спросила: — А где же ваш майор?
— Он не мой майор. Он сейчас беседует с отцом.
Ашилла с усмешкой кивнула:
— Да, так и следует… Значит, я была права в отношении привлекательности вашего майора?
Мари процедила сквозь зубы:
— Он не мой майор. Ясно?
Она не хотела, чтобы Ашилла снова принялась перечислять физические достоинства этого человека. Хватит и того, что они у нее самой не выходили из головы. Широкий разворот плеч. Сильные руки. Мускусный мужской вкус его губ и… Она тихо вздохнула и зажала ладонью рот, чтобы не дрожали губы.
— Знаешь, он шел за мной до дома Нейтана…
Ашилла вздрогнула.
— А Нейтан знает?
— Да, знает.
Предатель! Как он мог одобрить появление Беннета?
Горничная молчала, и Мари добавила:
— И я вечером не смогу попасть на собрание.
Ашилла в очередной раз усмехнулась:
— Почему же? Ведь повстанцы всегда ищут соратников.
— Моя мать считала, что лучше получать от британцев деньги, чем завербовывать их.
— Неужели? Что ж, может, и так. Да, кстати… Ваше отсутствие разобьет Стивену сердце. На собрании никто не будет слушать его рассказы о том, как греческая свобода была предсказана в древних мифах.
Хрупкость сердца Стивена не переставала удивлять Мари. Улыбнувшись, она сказала:
— Я недолго буду отсутствовать.
Однако она не очень жалела, что пропустит еще несколько выступлений Стивена.
— Так, значит, у вас есть план и для вашего майора? — спросила горничная.
Мари снова улыбнулась:
— Да, есть. Вот только…
Она вдруг подумала: «Интересно, а что бы я почувствовала, если бы вчера Беннет коснулся моей груди, когда мы поцеловались?»
Нет, ей не следует об этом думать!
Нахмурившись, Мари сказала:
— Я пойду и спрошу у Селима…
— Нет-нет, я пойду! — Ашилла поспешила к двери. — Этому проклятому Селиму придется признать мое существование.
