Джо Беверли - Властелин моего сердца
Мадлен застонала и перестала что-либо соображать. Ее тело встрепенулось, словно запело, и она прижалась к его волшебной груди, крепкой, как дуб, горячей, как огонь. От прикосновения его руки к ее груди у нее подкосились ноги.
Она упала в его сильные объятия. Он отступил назад и сел на камень, притянув ее к себе на колени.
– Да, дорогая, да, – шептал он по-английски.
Мадлен сумела собрать остатки здравого смысла и поняла, что уже получила свой поцелуй. Пришло время остановиться…
Его рот отыскал ее правую грудь. Его руки и рот возбуждали, и тело ее как бы обрело свой собственный разум. Ее бедра задвигались, касаясь его. Она закрыла глаза. Жар. Боль. Пронизывающая боль между ног, куда внезапно проникла его рука. Она застонала и отодвинулась от него, потом замерла, осознав, что происходит.
– Нет! – закричала она и рванулась прочь.
Он зажал ей ладонью рот. Другой рукой, твердой, как железо, он пригвоздил ее к месту. Она брыкалась и извивалась, вырываясь.
– Ради всего святого, успокойся! – прошипел он.
Девушка подчинилась, беспомощная против его силы. Она тяжело дышала и дрожала как в лихорадке. Его состояние было не намного лучше.
Он осторожно убрал руку, закрывшую ей рот.
– Отпусти меня, – прошептала она. – Позволь мне уйти!
Мадлен почувствовала, как он содрогнулся.
– Во имя Святой Девы, что случилось?
Кожа его покрылась сверкающими капельками пота, глаза из зеленых стали почти черными. Он слегка подвинулся, и она, почувствовав бедром его твердое естество, подпрыгнула от испуга. Она оттолкнула его, упершись руками ему в грудь.
– Оставь меня, пусти! Это грех!
Он посмотрел на нее и гневно пробормотал что-то смачное по-английски. Затем сурово спросил по-французски:
– Ты, случайно, не девственница? Мадлен кивнула.
Медленно он отпустил ее и встал, глубоко и прерывисто дыша.
– Каким образом, – сказал он, – такая дерзкая и самоуверенная пышечка, как ты, ухитрилась остаться невинной? Сколько тебе, восемнадцать?
– Семнадцать.
Мадлен опустила юбки и натянула лиф. Он почти раздел ее донага. Она едва осмелилась взглянуть на него. Господи, как он был зол! Словно собирался избить ее за то, что она была непорочной.
– Прости меня, – сказала она и нервно усмехнулась.
Ее тело тоже страдало, будто его лишили чего-то обещанного.
Он вздохнул и покачал головой:
– В недобрый час я повстречал тебя, Дороти. Возвращайся к своим друзьям.
Ей было неприятно оставлять его в гневе.
– Мне только хотелось поцелуя, – с сожалением сказала она.
Его смех прозвучал почти искренне.
– Ну что ж, ты его получила. Уходи, а то я могу пожалеть о своем благородном порыве.
Мадлен направилась прочь, но затем вернулась, несмотря на его запрещающий взгляд.
– Это был очень приятный поцелуй, – тихо сказала она, потянулась, чтобы коснуться его губ, и, собрав остатки здравого смысла, убежала.
Эмери ошеломленно наблюдал за ней. Эта короткая встреча должна была освободить его от влечения к ней. Сможет ли он теперь обрести покой хоть когда-нибудь? Его тело страдало, а мысли беспорядочно метались.
Если она девственница, в ней попусту пропадает природный дар. Он потерял голову, как только коснулся ее. Как приятно было бы показать такой горячей штучке все прелести ее восхитительного тела! Но он не мог рисковать. Тогда он погибнет еще до Иванова дня[5]. Он начал взбираться по склону холма. Двухдневный поход в Банбери – как раз то, что ему нужно.
Мадлен добежала до речки и остановилась перевести дух. Оглянувшись, она не увидела незнакомца. Ей очень повезло, что удалось убежать. Если она не будет девственна, когда выйдет замуж, муж никогда не станет ее уважать. Ее могут отвергнуть, избить, заточить в темницу…
Бедняжка содрогнулась. Это было безумием, но ей казалось, что, останься она с ним, это стоило бы того, что бы потом ни случилось. Мадлен тщательно осмотрела себя. Платье не измялось и выглядело пристойно, но, о Господи, на груди расплывались два влажных круга, там, где к ней прикасался его рот. Ее охватил дурманящий жар, и она прижала руки к ноющим соскам.
– Леди Мадлен!
Девушка увидела, как ее страж шагает к ней, и снова взглянула на свое предательское платье. Смеясь, она свалилась в речку.
– Леди Мадлен! – Стражник, разбрызгивая воду, устремился к ней. – С вами все в порядке? Мне показалось, я что-то слышал.
Мадлен поднялась, промокшая насквозь.
– Просто я оступилась.
– А раньше? Я слышал крик.
– О, это. Мне показалось, я видела змею. – Мадлен позволила ему помочь ей перебраться на другую сторону речушки. – Однако ты не очень-то скор на подъем. Это было давным-давно.
– Ничего подобного, – запротестовал страж. – Всего несколько минут назад. Вам не следует уходить так далеко, миледи…
Когда охранник отвел ее к Дороти, Мадлен бросила мечтательный взгляд назад, в заросли у реки.
Глава 2
После долгого пути Эмери проспал всю ночь глубоким сном. Когда он проснулся, казалось, что встреча с Дороти просто ему пригрезилась. Однако в Баддерсли не следует возвращаться. Девчонка может его узнать.
В десяти милях от Банбери Эмери и Гирт впервые услышали о захвате людей в рабство, в чем обвиняли Роберта д'Уалле. Это был грубый французский наемник, жестокий умелый воин, без каких-либо иных достоинств. Прискорбно, что Вильгельм вынужден был пользоваться услугами таких людей, чтобы завоевать Англию, и теперь считал необходимым вознаградить их землей. Вскоре Эмери и Гирт примкнули к группе крестьян, направлявшихся в Банбери на базар. Они легко заставили их разговориться.
– Забрали племянника моей сестры. Просто так.
– Слышали, священник из Мартуэйта пытался остановить их и ему разбили голову? Так и не пришел еще в себя. Чертовы нормандцы! Ублюдки все до одного!
– Кто его сюзерен? – спросил Эмери на том же грубом наречии, которым пользовались крестьяне.
– Должно быть, граф Уэссекский, но ведь его убили при Гастингсе? Так что теперь не кто иной, как проклятый король, а уж ему-то жаловаться бесполезно.
– Все же лучше попытаться, – посоветовал Эмери.
На него посмотрели как на полоумного.
– Скажи-ка, – язвительно сказал один из крестьян, – почему бы тебе не остаться поблизости? А когда ублюдок король будет проезжать мимо, все ему рассказать? И схлопотать ногой по морде?
Эмери постарался придать своему голосу больше убедительности.
– Я знаю, о чем говорю. Хоть я и человек вне закона, но мне известно, что Вильгельм Нормандский не одобряет рабства. Если бы вы обратились к нему, он положил бы этому конец.
