Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии
– В этом он похож на вас, – заметила Матильда.
– Ах нет, госпожа. – Маршал пронзил ее умным взглядом. – Я всегда учитываю все «за» и «против» и прикидываю, стоит ли рисковать. Что неразумно для одних, для других может оказаться единственно правильной дорогой. Я взвешиваю шансы.
– Тем не менее иногда вы выбираете такую дорогу, которая таит опасности.
– Согласен, но я никогда не ступаю, не прощупав почвы.
– Мой сын знает свое предназначение, – резко произнесла она. – Генрих будет королем.
Фиц-Гилберт поклонился, но на его губах застыла упрямая улыбка.
– Конечно, миледи. Я в этом не сомневаюсь.
Отпустив маршала, Матильда тяжело вздохнула и отправилась в жилую башню разговаривать со своим шалопаем-сыном. Она нашла Генриха расхаживающим по комнате и удивленно застыла у дверей. В ее памяти сохранился образ широко улыбающегося одиннадцатилетнего подростка, теперь же перед ней был юноша на пороге зрелости. На подбородке у него пробивались медного цвета волосы, руки и ноги стали длинными и окрепли. Он сравнялся с ней ростом, и глаза у него дедовские – ясные, серые, но с зеленовато-голубым оттенком в глубине, как у Жоффруа. На Матильду словно свежим бризом дохнуло неуемной молодой энергией. Плащ Генриха был застегнут высоко на плече круглой золотой брошью, на боку висел меч, хотя его еще не посвятили в рыцари.
– Генрих, – произнесла она, и в одном этом слове сосредоточились гордость, любовь и упрек.
– Миледи мать. – Генрих опустился на колено и склонил голову.
При виде медно-золотой шапки его волос сердце ее захлестнула волна нежности. Она наклонилась, чтобы приложиться губами к его голове, как требовал этикет, а потом подняла сына с колен и радостно обняла. Матильда знала, что должна на него сердиться, но возобладали другие чувства.
Взяв сына за руку, она повела его к узкому окну, чтобы хорошенько разглядеть.
– Ты стал почти мужчиной.
Генрих расправил плечи:
– Я мужчина. – В его голосе сквозило возмущение тем, что его могут принимать за кого-то еще. – И я здесь, чтобы сражаться за мое королевство.
– Да, мне доложили.
Генрих взирал на мать через густые рыжие ресницы:
– Я бы взял Пертон и Криклейд, если бы у меня были для этого средства – деньги и хорошие бойцы.
– Тебе нужны деньги и люди. – Матильда горько улыбнулась. – Так же, как и мне, так же, как твоему дяде Роберту, но нам приходится считать каждый пенни. А что думает об этом твой отец?
Генрих нахмурился:
– Он отказался помочь мне и не велел делать этого. Я сам собрал деньги.
– Так ты ослушался его? Разве у тебя нет обязанностей в Нормандии и Анжу?
– Они не нуждаются в помощи, в отличие от Англии, – твердо сказал он. – Отец поймет, когда я все объясню ему.
Матильда недоверчиво вскинула брови. Она сомневалась, что графа сильно обрадует неповиновение сына.
– И по-твоему, то, что произошло в Криклейде и Пертоне, поможет Англии?
– Если бы мой отряд был хорошо снаряжен, мы бы взяли их с ходу. – Генрих сжал кулаки.
Разговор пошел по кругу. Матильда была счастлива видеть сына, но не могла оставить его при себе. Он на самом деле совершил опрометчивый и опасный поступок.
– Если у тебя нет денег, чем же ты собираешься платить своим людям?
– Я привел их сюда, и вы можете располагать ими. Но командовать буду я. – Генрих упрямо вскинул голову. – Мне не нужно покровительство маршала.
– Похоже, ты задолжал ему коней и снаряжение?
Глаза Генриха вспыхнули гневом и раздражением.
– Я хочу помочь. Может это кто-нибудь понять?
Матильда выпрямилась:
– Ты привел в Англию отряд наемников-оборванцев и безуспешно пытался захватить два небольших замка. Стефан будет рад услышать это. Я не могу содержать твоих головорезов и позволить тебе остаться тоже не могу, потому что придется обеспечивать тебе защиту и содержать тебя, а у меня средств нет. Твое присутствие осложняет жизнь всем нам. Ты вернешься в Нормандию. Там, в безопасности, закончишь обучение. И станешь ждать, пока не придет твое время.
– Я думал, раз я претендую на корону, то должен быть в своем королевстве, – дерзко возразил Генрих. – Я обязан сделать что-нибудь. К тому времени, когда меня сочтут достаточно взрослым, станет слишком поздно. Я уже достаточно взрослый.
Матильда сдержала гнев и, вздохнув, подошла к окну и села на скамью у окна.
– Я очень рада видеть тебя, – произнесла она, потирая лоб, – хотя и рассержена. Я счастлива, что могу обнять тебя, но ты не можешь остаться. Ты должен понимать это. У меня нет денег, чтобы заплатить твоим людям, и, что бы ты ни думал о своем возрасте, ты еще не готов взять на себя большую ответственность.
Генрих одарил мать долгим взглядом, и она увидела злость в его глазах, но за этой злостью проглядывал трезвый и смелый ум. Возможно, он еще и не достиг зрелости, проявляет необузданную горячность и юношеское нетерпение и потому совершает ошибки, но в одном Генрих прав: он уже не ребенок.
– Возвращение в Нормандию тоже требует денег, – заметил он.
Матильда сжала пальцами виски:
– Сколько нужно?
– Я должен каждому из моих людей по шиллингу в день за то, что они прибыли сюда, плюс расходы на пищу и прочее. Также мы должны нанять корабль, чтобы вернуться.
Матильда сделала подсчеты в уме. Сумма была гораздо больше той, что она могла себе позволить, не поступившись интересами собственных подданных. Это опустошило бы ее казну и привело к полному разорению.
– У меня нет таких денег, – ответила она.
– У дяди Роберта есть. – Генрих сжал челюсти.
– И он должен заплатить твои долги за счет денег, предназначенных на другие нужды? Попроси его, если хочешь, но уже сейчас я могу тебе сказать, каков будет ответ. Он еще не оправился от неповиновения собственного сына, и у него нет времени расхлебывать последствия подростковых бунтов. – Она взяла в свои руки его нежные юношеские ладони, нетронутые возрастом, не загрубевшие от долгих лет борьбы. Его узкие запястья были усыпаны веснушками и покрыты золотистыми волосками. – Отвези своих людей домой и попроси отца заплатить им. И когда будешь беседовать с ним об этом, напомни, чтобы он прислал мне денег, потому что я в отчаянном положении.
Лицо Генриха сделалось неподвижным.
Жоффруа, конечно, будет в бешенстве, подумала она, но это цена за непослушание.
– Любое действие имеет последствия, – сказала она. – И ты должен научиться справляться с ними и продумывать все до мелочей.
– Так, как вы поступили в Вестминстере, мама? – бросил он ей вызов.
– У тебя есть прекрасная возможность воспользоваться моим горьким опытом. Учись не только на своих, но и на чужих ошибках. Иногда уроки бывают очень жестокими. Я убедилась в этом, и ты теперь тоже.
