Диана Гэблдон - Барабаны осени. О, дерзкий новый мир!
— Так ты считаешь, что мы могли бы устроиться вот здесь, да? Ты хочешь принять предложение губернатора?
Он посмотрел на меня, внезапно оторванный от своих фантазий.
— Мы могли бы, — сказал он. — Если…
Он замолчал и отвернулся. Поскольку его кожу сильно обожгло солнцем, я не могла с уверенностью сказать, покраснел ли он.
— Сасснек, а ты вообще-то веришь в знаки?
— Какие знаки? — осторожно спросила я.
Вместо ответа он наклонился и что-то отыскал в траве, положил это в мою ладонь, — темно-зеленые листочки, маленькие, круглые, как китайские веера, а между ними — чистый белый цветок на тонком стебельке, и на другом стебле — полузрелая ягодка земляники, бледная с того бока, который оставался в тени, и сияющая алым с другой стороны.
— Вот. Это наше, ты понимаешь?
— Наше?
— Я имею в виду Фрезеров, — пояснил Джейми. Большим огрубевшим пальцем он осторожно тронул ягодку. — Земляника всегда была эмблемой нашего клана… ну, начать с того что и само наше имя означает эту ягоду, оно ведь появилось тогда, когда мсье Frésehêre пересек пролив вместе с королем Вильямом… да, вот когда это было, и он получил за свои заслуги землю в шотландских горах.
Король Вильгельм, вот оно что. Вильгельм Завоеватель, вот оно как. Может, Фрезеры и не были старейшим из кланов Горной Шотландии, но у них была неплохая родословная.
— Так значит, сначала вы были воинами?
— И фермерами тоже. — Сомнение в его глазах растаяло, сменившись улыбкой.
Не могу сказать, что я тогда думала, но знаю достаточно хорошо, что мне были понятны мысли Джейми. От клана Фрезеров почти ничего не осталось, если не считать жалких осколков, — это были те немногие члены клана, которые сумели выжить благодаря отчаянной борьбе, хитрости, удаче. Вообще почти все кланы полегли на поле битвы при Калодене, а их вождей либо убили в сражении, либо казнили после него.
И вот Джейми стоял здесь, высокий и стройный в своем клетчатом пледе, и темная сталь кинжала шотландского горца прижималась к его бедру. Воин и фермер. И пусть земля, лежавшая под его ногами, не была шотландской землей, все равно он дышал воздухом свободы — и горный ветер шевелил его волосы, вздымая медные пряди к летнему солнцу.
Я улыбнулась ему, изо всех сил стараясь подавить страх.
— Так значит, мсье Frésehêre, вот как? Мистер Земляничка? Он здорово подрос в шотландских горах, а? Он что, выращивал землянику, или просто любил ее есть?
— Может, и то, и другое, — сухо произнес Джейми. — Или ни то, ни другое. Возможно, он просто был темно-рыжим, а?
Я рассмеялась, и он присел на корточки рядом со мной, откалывая булавку, на которой держался его плед.
— Такие растения нечасто встречаются, — сказал он, снова осторожно трогая кустик земляники, лежавший на моей ладони. — Цветы, плоды и листья — все сразу, в одно время. Белые цветы — символ чести, красные ягоды — символ храбрости… а зеленые листья — символ постоянства.
Я посмотрела на Джейми, и у меня сжалось в горле.
— Это эмблема настоящих рыцарей, — сказала я.
Он взял мою руку и сжал в кулак, спрятав тройной символ.
— К тому же ягоды земляники по форме похожи на сердце, — негромко сказал он и наклонился ко мне, чтобы поцеловать.
Слезы подступили к моим глазам; одной слезинке даже удалось вырваться наружу и сползти по щеке. Джейми смахнул ее, потом встал и развязал пояс, позволив пледу упасть к своим ногам. За пледом последовали рваная рубашка и бриджи, и Джейми, обнаженный, улыбнулся мне.
— Здесь никого нет, — сказал он. — Никого, кроме нас двоих.
Я могла бы сказать, что в этом нельзя быть уверенными, но я прекрасно поняла, что он имел в виду. Мы много дней подряд находились под постоянной угрозой, в глуши, и лишь свет нашего костра защищал нас. Но здесь, сейчас, мы были вместе только вдвоем, мы словно стали частью леса, кусочком земли, при ясном свете дня нам незачем было отгонять страхи.
— В старину мужчины таким образом благословляли свои поля и приумножали урожай, — сказал Джейми, подавая мне руку и помогая встать.
— Что-то я не вижу тут никаких полей, — произнося э слова, я, честно говоря, надеялась, что и никогда их тут не увижу. И тем не менее я сбросила свою кожаную рубаху и развязала узел самодельного бюстгальтера. Джейми оглядел меня явным одобрением.
— Ну, строго говоря, мне бы следовало сначала срубить несколько деревьев, но это может подождать, как ты полагаешь?
Мы соорудили ложе из пледа и плащей и возлегли на него обнаженными, прижавшись друг к другу среди травы и луговых цветов, и мы вдыхали ароматы терпких трав и лесной земляники.
Мы касались друг друга, и мы любили друг друга, и может быть, это длилось целую вечность, а может быть, время просто перестало существовать.
Мы пребывали в саду земных наслаждений. Я прогнала прочь все мысли, преследовавшие меня в этих горах, твердо решив просто разделить с Джейми его радость, пока он радуется. Я крепко прижимала его к себе, и он, тяжело дыша, стискивал меня в объятиях.
— Но разве может быть Эдем без змея? — пробормотала я вдруг, сама того не желая.
Его темно-голубые глаза сузились, придвинулись ко мне так близко, что я, казалось, видела дно его зрачков.
— А как насчет того, чтобы поделиться им со мной, моя красавица? Тем самым яблочком с Древа познания, с Древа Добра и Зла?
В ответ я провела кончиком языка по его губам. Он вздрогнул, и мои пальцы еще крепче вжались в его спину. День был теплым и сладостным…
— Je suis prest, — сказала я. — Monsieur Frésehêre.
Голова Джейми склонилась ниже, его губы обхватили мои сосок, обсасывая его, как маленькую зрелую ягоду.
— Мадам Фрезер, — прошептал он. — Je suis à votre service.
A потом мы поделили между собой и цветы, и плоды, а зеленые листья прикрыли наше грехопадение.
* * *Мы лежали, перепутавшись руками и ногами, сонные, шевелясь лишь для того, чтобы отогнать назойливых насекомых, пока первые вечерние тени, приползшие со стороны деревьев, не коснулись наших ног. Тогда Джейми тихо поднялся и укрыл меня плащом, думая, что я сплю. Я слышала шорох одежды, которую он перебирал, а потом до меня донеслось мягкое посвистывание травы под его ногами.
Я повернулась на бок и увидела его в отдалении, — Джейми стоял на опушке леса, оглядывая склон, протянувшийся вниз до самой реки.
На нем не было ничего, кроме пледа, мятого и перепачканного кровью, — Джейми обернул его вокруг бедер. С распущенными волосами, запутавшимися, разбросанными по плечам, он выглядел тем самым диким шотландским горцем, каким и был по сути.
То, что я считала его цепями — привязанность к семье, к клану, — было на самом деле его силой. А то, что я считала собственной силой, — мое одиночество, отсутствие привязанностей, — было на самом деле моей слабостью.
