Дороти Иден - Виноградник Ярраби
— Ага, я так и думал, что вы будете удивлены, — самодовольно воскликнул Гилберт. — Но подождите, пока вы не попробуете кларет.
Он подал Джемми знак налить вино. Затем, когда миссис Джарвис внесла жареных уток, он крикнул, чтобы она подождала минутку, прежде чем подать блюдо. Он хочет произнести тост.
Гилберт медленно встал, я, так как он держался очень прямо, фигура его казалась необыкновенно высокой и потому господствующей над столом. Мерцающий свет свечей даже создавал иллюзию, будто его волосы снова обрели прежний живой рыжий цвет. Он поднял свой бокал, и Юджиния увидела, что он смотрит через стол на нее. Синие глаза впились долгим жгучим взглядом в ее глаза. Она ясно вспомнила, когда увидела впервые этот взгляд на расстоянии, отделявшем качающуюся лодку от берега: сверкающие синие глаза, волосы цвета жженой умбры на фоне такого же цвета австралийской земли. Юджиния сжала руки, чтобы унять в них дрожь. Глаза ее наполнились слезами.
— Я предлагаю тост, — раздался знакомый сильный, звучный голос, — за Юджинию, мою жену, моего партнера на протяжении двадцати трех лет.
Вся комната расплылась в тумане от слез, беспомощно струившихся по щекам Юджинии. Она начала было подниматься со своего кресла, но Аделаида сделала ей знак не двигаться.
— Не надо, мама. Вы должны сидеть. Мы пьем за вас.
Юджиния ощупью искала носовой платок.
— Но этот тост! Месье Селье, вы не можете себе представить ничего, менее заслуженного. — Она полусмеялась, полуплакала. — Честно говоря, я даже не люблю вино.
— В таком случае, мадам (она уже и забыла, как галантны французы), я пью за вашу верность винограднику и его хозяину.
Верность? Разве это подходящее слово? Синие глаза, горевшие на другом конце стола, подтвердили, что это так.
Но мы не были верны другу другу, молча говорила она себе. А все-таки, пожалуй, были и есть, потому что верность тоже бывает разная.
— Позднее Юджиния споет вам по-французски, — заявил Гилберт. — Как видите, мы вовсе не такие уж нецивилизованные. Я помню, когда…
Он внезапно замолк, поднял голову, напряженно втягивая воздух и принюхиваясь.
Окна пришлось закрыть из-за сильного ветра, но через открытую дверь холла проникал поток прохладного воздуха.
Это к нему так странно принюхивался Гилберт.
— Дым! — воскликнул он.
Джемми вскочил, опрокинув кресло, на котором сидел.
— Это от свечей, папа, — нервно произнесла Люси. — Они все время оплывают.
Джемми был уже на веранде, Адди следовала за ним по пятам.
— Вы правы, сэр, — крикнул он в комнату. — Здесь запах чувствуется сильнее.
Откуда-то издалека уже доносились крики. Юджиния внезапно вспомнила другой, вот так же испорченный званый обед. Однако на этот раз кричали не взбунтовавшиеся ссыльные. Этот страх был вызван другим — пожаром в буше.
Из дальнего конца сада, куда все они торопливо направились, можно было ясно разглядеть темный виноградник и громадное сверкающее ночное небо, прорезанное на горизонте оранжевыми пятнами.
Аромат горящих эвкалиптовых деревьев смешивался с запахом опаленных волос и горелого мяса.
Ветер с силой дул им в лицо, а это означало, что вскоре в этом направлении кинутся тысячи охваченных паникой животных, тех, что еще не попали в огонь. Валлаби, лисы, кенгуру, овцы, крупный рогатый скот, дикие свиньи, эму, полусонные вомбаты, неприспособленные к быстрому передвижению, — все они бросятся сюда в отчаянной попытке спастись.
Для окаменевших людей, собравшихся в благоуханном саду Юджинии, самым скверным было то, что виноградник располагался прямо на линии наступающего огня.
— Mon Dieu![4] — воскликнул француз.
Джемми уже торопливо направлялся к винограднику. Его неожиданно остановил сильный, повелительный голос Гилберта.
— Мне уже приходилось бороться с пожарами. А вам, паренек, еще нет. Командовать буду я. Приведите Слоуна. Он, вероятно, и так уже на пути сюда. Нам понадобится любой экипаж или телега, какие есть, чтобы погрузить на них бочки с водой. Кроме того, нужны все имеющиеся мешки и все, что можно использовать для тушения пожара. Садовый инвентарь, метлы — все, что можно пустить в ход, чтобы сбивать пламя.
Аделаида побежала вслед за Джемми, скинув с ног туфли на высоком каблуке и расстегивая на бегу кринолин. Люси оставалась недвижима, сцепив руки. Месье Селье все еще смотрел, как зачарованный, на языки пламени на горизонте, а когда их острые концы неожиданно заметались в ночном небе, крикнул:
— Они похожи на факелы!
— Все это из-за дикой жары, — коротко пояснил Гилберт. — Одно дерево поджигает другое, даже находящееся на большом расстоянии.
Сгущающийся дым вызвал у него кашель. Юджиния взяла мужа за руку. Он сбросил ее ладонь и быстро пошел по дорожке, по примеру Адди снимая с себя на ходу воротничок и пиджак.
— Гилберт, ты не можешь идти на виноградник, — крикнула в ужасе Юджиния.
Гилберт не расслышал или сделал вид, что не слышит. Он подошел к толпе мужчин, собиравшихся около парадного.
Том Слоун пригнал подводу. Его поседевшая голова была ясно видна при свете, падавшем с веранды. Адди и Джемми уже взгромоздились на подводу. Зять помог взобраться Гилберту.
— Нет! — запротестовала Юджиния. — Не позволяйте ему туда ехать.
— Мама, неужели ты не понимаешь, что ему это необходимо? — крикнула Адди.
Подвода, гремя, уже отъезжала прочь. В это время подъехала другая, которой правил Авдий Уайт. Неожиданно месье Сель с криком: «Voila!»[5] ловко впрыгнул на нее. Либо этот его поступок, либо грохот удалявшейся во тьму первой подводы заставило Юджинию последовать его примеру. Они уселись рядышком на неудобном деревянном сиденье, слишком встревоженные зрелищем мерцающего неба, чтобы думать о том, как они выглядят в вечерних туалетах.
Юджиния вспомнила, что, забираясь на подводу, услышала испуганный вопль Люси: «Мама!». Люси для таких вещей не годится. Она поступит правильно, если найдет убежище в саду, где будет сравнительно прохладно, разве что огонь вообще не удастся остановить, и тогда погибнут и виноградник, и сам дом.
Вода в бочках плескалась. Мешки надо обмакивать в воду, объясняла Юджиния французу. Нельзя допустить, чтобы вода пролилась зря. Каждая капля будет драгоценна.
За подводами тянулась беспорядочная шеренга людей. Юджинии показалось, что она узнала седовато-белокурую голову миссис Джарвис, но разглядеть что-либо было сейчас трудно. Дым, с каждой минутой сгущавшийся, был горячим и удушающим, от него слезились глаза. Похоже, что огонь уже достиг северо-восточного угла виноградника. Внезапно тьма ожила — это прыгали кенгуру. Где-то заливисто лаяла от боли динго. Ее жалобы потонули в блеянии и топоте целого стада овец, не способных, подобно кенгуру, прыгать по воздуху и отчаянно прорывавшихся через виноградник.
