Сычев К. В. - Василий Храбрый
– Может принять его завтра? – подумал князь. – Однако на это совсем нет времени: предстоят стрельбы из луков. Ох, дела! – вздохнул он и поднял голову. – Ну, тогда иди, Сотко, к этому епископу и зови его в мою думную светлицу. Да пригласи туда и моих думных бояр. Будем с ними беседовать!
Как только князь Михаил и тверские бояре расселись в большой приемной светлице, а слуги зажгли многочисленные свечи, Михаил Ярославович дал знак впустить к нему новгородских людей.
Первым в княжескую светлицу вошел новгородский архиепископ Давыд, одетый в скромную монашескую рясу и блиставший большим золотым, усыпанным алмазами, крестом-распятием, висевшим на шее на массивной золотой цепи. За ним следовали четверо одетых в золоченую парчу новгородских бояр. Красные, потные от жары и тяжелой одежды, они еле переставляли ноги.
– Здравствуй наш господин великий князь! – сказал новгородский архиепископ, благословляя и крестя князя. – Мое благословение и славным тверским боярам!
– Здравствуй, великий князь! – пробурчали стоявшие за его спиной бояре, снимая шапки и низко кланяясь.
– Здравствуйте и вы, владыка с боярами! – ответил Михаил Ярославович. – Я давно жду новгородцев и, наконец, дождался! Говорите же, с чем пришли?
– Мы приехали, славный князь, по такому делу, – сказал, с гордостью и достоинством, растягивая слова, архиепископ. – Прости нас, великий князь, за ошибочные слова и глупые дела!
– Это не так просто, владыка, – покачал головой Михаил Тверской. – Мы узнали о поездке ваших людей на поклон к Юрию Московскому!
– Неужели? – вздрогнул архиепископ Давыд.
– Да, владыка, – махнул рукой Михаил Ярославович. – Мы все знаем о вашем коварстве! Зачем вы ходили к моему врагу? Обещали ему свой город?
– Это была ошибка, мой господин, – грустно ответил архиепископ. – Сейчас в нашем Новгороде нет твердой власти. Там дуют вольные ветры…Из-за этого творится беззаконие…Но сейчас новгородцы поняли, что совершили глупую ошибку и послали нас к тебе с извинениями и честным раскаянием. Прости нас, мой господин, и прими наши добрые подарки!
– Благодарю за подарки, владыка, – улыбнулся князь Михаил, – однако вам придется выплатить немалую мзду серебром и мехами! Это будет вам наказанием за обиду и нечестные поступки!
– Мы все заплатим, как надо, мой господин, – улыбнулся, успокоившись, архиепископ. – Сколько мы должны тебе серебра, чтобы добиться прощения?
– Ну, сейчас я точно не скажу, – пробормотал князь Михаил. – Хотя, думаю, хватит и две тысячи гривен…
– Прости нас, великий князь, но это очень много! – застонали стоявшие за спиной архиепископа купцы. – Столько серебра нет во всем нашем городе! Помилуй нас, великий князь!
– Ну, тогда сколько серебра вы могли бы дать? – нахмурился Михаил Ярославович.
– Только тысячу, – пробормотал архиепископ Давыд, – и вместе с подарками!
– Тысячу восемьсот с подарками! – поднял руку тверской князь.
– Тысячу двести с подарками! – буркнул архиепископ.
– Хорошо, – кивнул головой князь Михаил. – Тогда тысячу пятьсот с подарками…Но в пересчете на чистое серебро!
– Мы согласны, мой господин! – вздохнул, отирая пот со лба, новгородский владыка. – Пусть будет полторы тысячи с подарками. Посылай же своих денежных людей к нашему обозу! Мы отдаем тебе свое последнее имущество!
– Эй, люди мои! – распорядился Михаил Ярославович. Со скамьи встали два седобородых боярина, ведавших княжеской казной. – Идите с новгородцами во двор и примите от них новгородское серебро с подарками! А ты, владыка, садись вот сюда, – князь указал на свободное место на скамье напротив него, – и мы поговорим о мире с Великим Новгородом!
До поздней ночи продолжался разговор князя Михаила и его думных бояр с новгородским архиепископом.
– Пусть же будет мир твоему несчастному, опустошенному пожаром городу! – сказал в заключение князь новгородскому посланнику. – Однако же смотрите, не поддавайтесь впредь этому злобному Юрию!
Как только новгородский архиепископ, утомленный дальней дорогой и трудными переговорами, удалился, а вслед за ним ушли по домам тверские бояре, в светлицу вбежал княжеский слуга. – К тебе пришел твой тайный человек, великий князь! – крикнул он. – Он уже давно тебя ждет и даже заснул в простенке!
– Проси же, Сотко, этого человека, – зевнул Михаил Ярославович. – Уж одно к одному: поговорю и с ним.
В княжескую светлицу вошел, шатаясь от усталости, сонный, Кочка Чеславович.
– Здравствуй, княже! – сказал он, кланяясь.
– Здравствуй и ты, мой верный человек! – кивнул головой князь Михаил. – Садись и рассказывай, как там наши брянские дела?
– Да никак, мой господин, – покачал головой княжеский разведчик. – Я не застал Василия Храброго в городе: он ушел в Орду к царю Тохтэ с данью. Мне удалось только поговорить с княжескими людьми и собрать скромные сведения…Оказывается, брянские люди хорошо осведомлены об участии Юрия Московского в заговоре двух Святославов! Они давно распознали, что все нити той крамолы тянутся в Москву! Но брянские бояре не знают, согласится ли их князь Василий на союз с нами против Москвы. – Наш князь не поощряет войн против русских, – говорили они, – и та жестокая борьба с дядькой Святославом случилась не по его воле, а из-за глупости несчастного можайского князя!
– Это плохо! – покачал головой князь Михаил. – Но все-таки следует поговорить с самим Василием…Без этого мы не узнаем его мыслей…
– Я думаю, что у нас нет никакой надежды на союз, великий князь, – пробормотал, протирая глаза, рыжеволосый Кочка, – если его бояре так ответили…Они имеют большую силу в Брянске! Князь Василий никогда не принимает решения без их советов!
ГЛАВА 30
КОНЧИНА ОРДЫНСКОГО ХАНА
Хан Тохтэ лежал на своем большом мягком топчане и тяжело дышал. Наступила весна 1313 года, но улучшения в его самочувствии не произошло. – Вот какие у меня неумелые лекари, – думал, страдая, еще не старый, не достигший пятидесяти лет, ордынский повелитель. – Обещали восстановить мое здоровье или облегчить страдания…Однако этого не случилось, и я только мучаюсь…
Великий хан заболел зимой, вернувшись к себе во дворец после облавной охоты. Проведя вечером совещание со своими эмирами и сытно поужинав в семейном кругу, Тохтэ вдруг неожиданно почувствовал сильную головную боль и слабость. Он и раньше страдал от головной боли, но это быстро проходило само собой, и поэтому на сей раз ордынский хан не придал значения своему состоянию. Но наутро ему стало хуже и послали за лекарем. Последний, глядя на круглое, ожиревшее лицо своего господина, приписал голодание и какие-то сладкие чужеземные пилюли. Но лечение не помогало. Хан и без предписания своего лекаря почти ничего не ел: лишь пил два-три раза в день кумыс. На том и держался.
