Жюльетта Бенцони - Жемчужина императора
– Кража? – удивился Альдо. – Как это могло случиться? Шатры правителей охраняет вооруженная стража, а свита Его Величества – одна из самых внушительных...
– Несомненно, но, когда перед возвращением в Патиалу его слуги стали собирать ларцы с драгоценностями, оказалось, что одной вещи, и не самой мелкой, недостает.
– Это невероятно и, конечно, прискорбно, но какую помощь можем оказать мы? Я – эксперт... а не полицейский.
– Наша полиция уже занимается этим, но я думаю, что эта кража вам кое о чем напомнит. Речь идет о бриллиантовом колье императрицы Евгении...
– Великолепная драгоценность, которую я особенно люблю! – взревел Патиала. – Если вора найдут... а я надеюсь, что его найдут, я задушу его собственными руками!
– Французская вещь, – с дерзкой улыбкой произнес Морозини. – Вы же не думаете...
– Нет-нет-нет, пусть вам такое и в голову не приходит! – вмешался Джагад Джит Сингх. – Если я попросил вас прийти, то потому, что вам эта кража напомнит о другой истории. На месте ожерелья лежало вот это.
И он протянул Альдо прямоугольный листок, на котором было всего несколько слов: «Позвольте мне взять то, что мне принадлежит!» И подпись: Наполеон VI...
На несколько минут в элегантно обставленной комнате воцарилось ошеломленное молчание. Только и слышно было, что журчание водопадов за открытыми окнами, в которые вливалась ночная прохлада.
– Неслыханно! – выдохнул Адальбер. – Как он мог сюда добраться?
– Несомненно, смешавшись с другими приглашенными! – проворчал Патиала.
– Вы прекрасно знаете, что нет, – резко перебил его магараджа Капурталы. – Вы и сами говорили, что к вашему шатру не приближался ни один иностранец. Значит, это должен быть кто-то из...
– Или любой индиец в ливрее магараджи, – невежливо перебил хозяина взволнованный Морозини.
Несмотря на сумрачный вид гостя, Джагад Джит Сингх расхохотался:
– Я плохо себе представляю цветного, претендующего носить такое славное имя, как имя Императора.
–.Тем более что ему приписывают русское происхождение, – продолжил Альдо. – Хотя одно время его считали испанцем. Если поиски здесь ничего не дадут, надо будет предупредить комиссара Ланглуа с набережной Орфевр, поскольку до сих пор вор объявлялся только в Париже... Ланглуа должен знать, что его дичь забрела сюда. Он сможет, по крайней мере, проследить за прибывающими судами, поездами...
– Хорошо бы еще знать, как выглядит Его сомнительное Величество, – подсказал Адальбер.
– Ланглуа – человек методичный, организованный, умный. Он великолепный полицейский, и я не сомневаюсь, что ему удастся схватить вора, потому что тот, несомненно, вернется в Париж.
Пока что обыскали дворец, город и парк, откуда один за другим уезжали приглашенные правители, что совсем не облегчало дела. Между дворцом и вокзалом непрерывной чередой двигались машины, и это еще больше затрудняло задачу, тем более что большинство правителей, к величайшей ярости Патиалы, отказались предоставить свой багаж для осмотра. И внезапно у Морозини мелькнула мысль:
– А что, если он уехал с Альваром? Этот человек, похоже, прекрасно знал, где искать драгоценности, которыми хотел завладеть. Он ведь должен был знать, что Джай Сингх забрал у нас «Регентшу»?
– В таком случае лучше бы ему на свет не родиться; теперь я недорого дал бы за его шкуру. Послушай, а ведь, может быть, он ограбил и твою комнату? – предположил Адальбер.
– Нет, он слишком хорошо воспитан – обязательно оставил бы визитную карточку. Ты знаешь его привычки...
– Да, но это означало бы слишком рано сообщить о своем присутствии, а я напоминаю тебе, что он нацелился на нечто большее, чем бриллианты Евгении...
И в самом деле, никто ничего не нашел. Вор и его сказочная добыча растворились в ослепительной, но при этом несколько суетной атмосфере праздника, в котором участвовало столько разных людей. Пришлось смириться...
Патиала отправился в Дели убеждать вице-короля связаться со Скотленд-Ярдом, а чета Морозини и Видаль-Пеликорн на несколько дней задержались в Капуртале, наслаждаясь вновь обретенным покоем. Им удалось посетить французский лицей, новую современную больницу, Дворец Сокровищ, где хранились драгоценности Короны, старинное оружие, ценная мебель и великолепная коллекция восточной живописи. Но только мужчинам дано было право посетить зал по соседству с покоями Джагада Джита Сингха, стены которого были украшены великолепной коллекцией портретов особого рода: разнообразнейшие изображения нагих женщин...
Тем временем принцесса Бринда повела Лизу в гости к первой жене магараджи – той, что никогда не покидала дворца среди садов, полных ярких цветников и птичьего щебета, расположенного на некотором расстоянии от города. Поскольку эта супруга так и не смогла дать магарадже детей, она сама избрала для себя «пурда», несмотря на уговоры мужа, которому наносила визиты раз в год.
– С возрастом и учитывая, что тех магарани, которые ее сменили, уже нет на свете, она могла бы вновь занять свое место рядом с моим свекром, – объяснила Бринда, – но она отказывается это сделать...
– Она, наверное, была очень красива!
– Она и сейчас красива, но слишком строго придерживается традиций. Новый Дворец ей не нравится, там она чувствовала бы себя потерянной. А здесь она живет так, как жили все ее предшественницы, и я искренне надеюсь, что умрет прежде мужа. Иначе она вполне способна занять свое место на погребальном костре.
– И сжечь себя заживо? – в ужасе переспросила Лиза.
– Да. Она такая. Вот потому мы все воспринимаем как благословение то, что она поражена тяжкой болезнью, а у моего свекра железное здоровье...
– Но, в конце концов, она не смогла бы действительно осуществить этот немыслимый план! Ваш муж и его братья воспротивились бы этому. Здесь у вас современное государство...
– На ее стороне священники, брамины, которые осуждают современность. Вы правы, ей не позволили бы сделать это публично, но мы уверены, что она совершила бы свое жертвоприношение в стенах собственного дворца... Вот видите, что такое Индия! Удивительное соединение людей, желающих идти к будущему, и других, которым хотелось бы воскресить прошлое... Вы, западные люди, не можете этого понять.
– Но ведь она так мило меня приняла! А ведь я – европейская женщина.
– Да, но у вас, в ее глазах, есть два достоинства: вы княгиня... и вы не англичанка. Это много значит.
– А я просто счастлива, что встретилась с ней...
Лиза знала, что надолго сохранит в памяти образ женщины в серебристо-серых одеждах, напоминающих оттенком ее же волосы. Хотя первая жена магараджи была маленького роста, она казалась высокой, потому что была сложена с изяществом и совершенством танагрской статуэтки и, наверное, благодаря тому, что держалась очень прямо, с уверенностью женщины, чьи ноги никогда не знали притеснения европейской обуви.
