Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
«Благородно с твоей стороны вернуть имущество госпожи Хельги, – сказал Бранд Эскилю, когда они об этом договорились. – Конунг это оценит».
«Надеюсь, что так», – сказал Эскиль, не объясняя, что благосклонность Эйрика для него важнее, чем платья, украшения и прочее добро Хельги, будь оно хоть в три раза больше. В его мыслях уже вполне ясно вырисовывались очертания желанного для него будущего, но пока он не имел ни права, ни возможности с кем-либо об этом говорить. Даже с Хельгой.
При Бранде приходилось делать вид, будто их ничто не связывает и Эскиль провожает Хельгу потому, что она – лично ему принадлежащая пленница. Бранд не мог ни о чем ее расспрашивать, лишь осведомился при первой встрече, нуждается ли она в чем-либо, но Хельга замечала, с каким пристальным вниманием он тайком ее разглядывает. И неудивительно: изрядный переполох, надо думать, в Бьюрланде произвела весть о набеге на Несветову волость, о смерти боярина с сыном и о пленении конунговой племянницы. Ее родичи, должно быть, места себе не находят, хотя от Хамаля знают, что она жива.
Сердце Хельги то бежало вперед, к родным, то жаждало навсегда остаться возле Эскиля. Захваченная всем этим, она даже не оглянулась на Видимирь, в который всего пять месяцев назад вступала с мыслями прожить в нем всю жизнь, родить детей и быть погребенной где-то рядом. Вспомнила, когда лодьи уже ушли на север по озеру, обернулась – но он уже скрылся за изгибами берега.
Пройдя по озеру на север, путники тронулись по Мерянской реке. Вниз по течению двигались быстро – вдвое быстрее, чем зимой, когда Хельга путешествовала в этих местах на санях. Ночевали близ небольших мерянских болов или словенских весей: для Хельги отыскивали место в избе, остальные устраивали стан на берегу возле лодий. Хельга и Эскиль больше не могли оставаться наедине, даже поцеловаться украдкой им удалось лишь раз-другой. Она сидела на корме лодьи, Эскиль греб, наравне со своими людьми, сидя к ней лицом; долго-долго не сводить глаз друг с друга – вот все, что им теперь оставалось. А дни уходили один за другим…
В последний день Хельгу трясло от волнения: тревога и радость перед встречей с родными, тревога и боль от разлуки с Эскилем совсем ее истомили. Но вот, незадолго до вечера, она увидела стан на лугу: несколько шатров, лодьи на песке, костры и десятка три мужчин. Бранд Лебедь со своей лодьи помахал рукой, велел трубить, и звук рога над водой дал знать людям на берегу, что все благополучно. Оттуда ликующе затрубили в ответ, толпа устремилась к песчаной отмели. Хельга встала в нетерпении.
Вон он! Взгляд выхватил одного из мужчин у воды, и она отчаянно замахала рукой. При виде Хедина боль и тревоги схлынули, осталась только радость. Хедин тоже увидел ее; его лицо, до того встревоженное, просияло. Лодья подошла к берегу. Никакого причала тут не было. Не глядя под ноги, Хедин шагнул в воду, прошел к лодье и протянул руки; Хельга без раздумий прыгнула с борта ему на шею, не заботясь, что может промокнуть. Но Хедин не дал ей коснуться воды и вынес на берег, прижимая к себе изо всех сил, так что Хельга даже ахнула.
Эскиль смотрел им вслед, стараясь не меняться в лице, но его ноздри трепетали. Вот ее и унесли от него – она снова у тех, кто имеет на нее неизмеримо больше прав…
Только шагах в десяти от воды Хедин наконец поставил Хельгу на траву. Она встал на ноги, подняла к нему лицо.
– Как ты? – Хедин окинул взглядом ее белое покрывало, белое платье вдовы, с тревогой вгляделся в глаза.
– Со мной все хорошо! – торопливо заверила Хельга.
– Если кто-то из них причинил тебе…
– Ничего не причинил! – Хельга подняла руку, останавливая его. – Эскиль Тень был со мной учтив, как настоящий конунг, а прочих он ко мне и близко не подпускал.
– Эскиль Тень… – Хедин обернулся и нашел глазами Эскиля; тот стоял на песке, уперев руки в бока, и смотрел на них. – Но как же… Видимир…
– Видимир убит. – Хельга показала на свое вдовье покрывало. – И Несвет.
– Тот старый тролль, Хамаль, нам сказал. Мы все не могли поверить… Он сказал, что тебе не причиняют вреда и обходятся учтиво, но я не знал, можно ли ему верить.
Хедин бросил на Эскиля еще один взгляд, не выражавший доверия, его лицо ожесточилось. Он прекрасно помнил, как Эскиль посягал на Хельгу еще две зимы назад, и от новой их встречи не ждал добра.
– Прошу, будь с ним вежлив. – Хельга сжала руку брата. – Он и правда обращался со мной очень хорошо. Я не держу на него зла, я ему благодарна…
– Но разве не он убил Видимира?
Хельга только вздохнула: опровергнуть было нельзя, но добавила:
– Меня-то он не убил!
– И ничего… – вырвалось у Хедина.
– И ничем меня не обидел! – решительно заверила Хельга. – Помни об этом, прошу тебя. Клянусь Фрейей: все могло быть гораздо хуже!
– Мать говорила, что у тебя все не так плохо. Но мы боялись ей верить.
– Разве она когда-нибудь обманывала? – весело спросила Хельга.
И подумала: мать, возможно, ради нее обращалась к помощи ее собственного покровителя-альва или спе-дисы.
– Нет, но… Хельга! – На полпути к стану Хедин остановился и снова стиснул сестру в объятиях. – Ты бы знала, как мы… если бы тебе что-то сделали, я бы их на куски разорвал!
Хедина можно было только пожалеть: мысли о сестре, оказавшейся в руках варягов и овдовевшей, все эти дни жгли его, мучили страхом и унижением, не давая покоя ни днем, ни ночью.
Они подошли к Эскилю; Хельга еще раз сжала руку брата, напоминая о своей просьбе, и выпустила. Двое мужчин остановились друг против друга, подать руки не пытался ни один, они лишь мерили друг друга выразительными, умеренно-вызывающими взглядами. Присутствие Хельги сдерживало их чувства, оба хотели выглядеть хорошо в ее глазах, хотя о важности этого для Эскиля Хедин не знал. Взаимное недоверие, враждебность, но вместе с тем необходимость держать себя в руках мешали им найти слова даже для приветствия.
Взгляд Эскиль скользнул с лица Хедина вниз – на маленький серый «ведьмин камень», висящий у того под горлом. И Эскиль улыбнулся, на миг забыв обо всем. Когда-то он невольно завидовал подарку Хельги, который носил ее брат, но теперь у него скрывался под рубашкой другой ее подарок, несущий в себе слезу самой Фрейи и королевскую удачу.
– Неужели ты рад меня видеть? – не поверил Хедин.
– Поверишь – да! – Эскиль улыбнулся шире.
Он-то знал, или надеялся, что говорит с будущим своим шурином, в то время как Хедин точно знал, что перед ним стоит убийца его зятя.
– Вы все-таки сделали это?
– Что?
– Выступили против Ингвара.
Хедин помнил разговор, который Эскиль однажды вел с ним душистым полднем на берегу Днепра, поэтому меньше других удивился, услышав, что в Мерямаа объявились бывшие наемники киевского князя.
– Как видишь. Ингвар слишком дурно обращался с нами, пришлось нам самим о себе позаботиться.
– Не лучший способ заботы вы нашли.
– Пока нам все нравится.
– Недолго радуется рука удару. Конунг не позволит безнаказанно разорять его земли.
– Ну, пусть попробует нас наказать. Где Хамаль? Как видишь, я возвращаю твою сестру в целости, и все ее имущество и челядь тоже – хотя все это, не забудь, моя и только моя законная добыча.
– Если она пожелает мести за мужа и его отца… – Хедин взглянул на Хельгу, но она покачала головой.
– Мести я не желаю. Никто не уйдет от судьбы, а я желаю, чтобы кровопролития было как можно меньше.
– Пойдем. – Хедин кивнул Эскилю. – Получай своего старика. Обмен у нас неравный, я бы сказал…
– откликнулся Эскиль и даже, когда Хедин в удивлении на него глянул, ему подмигнул.
Обмен совершился: Хельга с ее челядью и ларями была передана Хедину, Хамаль Берег и его люди – Эскилю. Оружие их отдали тоже – это входило в условия, о которых Бранд Лебедь в Видимире спорил с вождями варягов, но до расставания и еще три дня между Хедином и Эскилем действовало полное перемирие. Они даже провели вечер вместе, сидя у костра и обмениваясь новостями – теми, какими могли поделиться. Эскиль рассказал всю свою сагу о прошедшей зиме, мятеже, о походе к Сверкеру смолянскому, умолчав, разумеется, о тайном соглашении с Мистиной. О своих дальнейших замыслах тоже говорить отказался, но Хедин и не ждал откровенности.