Сюзанна Келлс - Последнее прощение
— Полковник Деворэкс. Это сэр Тоби.
Холодные серые глаза окинули молодого Лэзендера оценивающим взглядом. Последовал едва уловимый кивок.
Тоби поклонился.
— Должен поблагодарить вас, сэр, за то, что вы спасли жизнь моей жене.
— Верно.
Произнесено это было небрежно. Тоби продолжал:
— Разрешите пригласить вас отобедать с нами?
— Разрешаю, только я откажусь. Леди Лэзендер знает, что меня привлекают более низеменные вещи, чем обеды в светском обществе. — Серые глаза впились в Кэмпион. — Печать у вас?
— Да.
Она была спрятана на шее у Тоби.
— Вы все в том же доме?
Она волновалась, его бесцеремонность отталкивала ее. Кэмпион взглянула на мужа и ответила:
— Мы собираемся перехать в Вудсток, сэр.
— Не надо.
Епископ попытался протиснуться мимо них поближе к королю, но Деворэкс зарычал на него, чем напомнил Кэмпион, что Лопес сравнивал его с волкодавом. Ошарашенный епископ неуклюже попятился, бормоча извинения.
Тоби покоробила грубость Деворэкса. Голос его прозвучал холодно:
— Почему вы сказали «не надо»?
— Потому что, как я полагаю, через несколько дней вы отправитесь в Амстердам.
— Через несколько дней?
Кэмпион думала, что ждать придется гораздо дольше.
— С тремя печатями. При условии, конечно, что вы все еще хотите получить свое состояние.
Кэмпион молчала, забыв о шуме толпы вокруг. Тоби насторожился.
— Как вы собираетесь этого добиться, сэр?
— Убийство. Обычно это самый быстрый способ.
— Сэра Гренвилла?
— Печати у него. — В ответе Деворэкса сквозила скука. — Я приду за вами. Если я не смогу прийти сам, то пришлю Мэйсона. Вы должны быть готовы в дорогу. Отправитесь вы на восточный берег. И ради Бога, не берите много вещей. Вам незачем походить на процессию лорд-мэра. Он кивнул им и отвернулся.
Кэмпион это показалось до ужаса обыденным. Она ожидала больше драматизма при известии о том, что наконец-то печати будут собраны.
— Полковник!
— Да?
Он удивленно оглянулся.
Она поняла, что ей нечего сказать.
— А насчет обеда вы уверены?
— Уверен.
И он скрылся.
— Он всегда настолько неприятен? — спросил Тоби.
— Сегодня он еще вел себя вежливо.
Дождь все еще продолжался, когда они покидали Крайст-Черч, дождь, предвещавший распутицу, которая с наступлением зимы сделает путешествие более сложным. Вдруг Кэмпион стало страшно. В Оксфорде она чувствовала себя защищенной, в этом доме ее любили, здесь ее оберегал муж, и вот все заколебалось. Они должны будут отправиться на восток по морю, и будут еще жертвы, прежде чем она сможет вступить во владение наследством Кита Эретайна.
Тоби взял ее за руку:
— Тебе страшно?
— Да.
— Может быть, я могу поехать один?
Она покачала головой. Ее путешествие началось в пуританском доме с одной печати. И теперь она доведет дело до конца, чего бы то ни стоило. Она сама принесет печать святого Луки, чтобы присоединить ее к остальным.
Глава 29
Объявление Эбенизера Слайза о вознаграждении тому, кто что-либо сообщит о побеге ведьмы из Тауэра, не дало никаких результатов. Появлялись лишь обычные прохвосты, рассчитывавшие одурачить простаков и с легкостью заполучить двести фунтов.
А в сентябре роялистская газета «Mercurius Aulicus»[10] поместила заметку, в которой деловито сообщалось, что «ведьма», перехитрившая парламент, вышла замуж в Оксфорде. Звали ее леди Кэмпион Лэзендер, но автор не удержался и лишний раз напомнил, что, будучи еще Доркас Скэммелл, она провела за нос хвастливый лондонский гарнизон. Эбенизер усмехнулся. Она что же, решила, что, назвавшись Кэмпион, сумеет скрыться от своих врагов? Сэра Гренвилла эта новость не слишком обрадовала.
— Итак, она в Оксфорде. И какой нам от этого прок? Вы полагаете, ее не охраняют? Боже милостивый! Она же в гуще армии короля, да еще замужем! — он нахмурился. — Придется устранить обоих. По закону ее имущество теперь принадлежит мужу.
Однако через три недели блеснула надежда, что фортуна переменилась. Время чудес словно вернулось в Англию, где пуритане боролись за власть, и Эбенизер стал свидетелем этого. Он так усердно молился, чтобы Бог отдал печати ему, и вот теперь в понедельник утром, когда на улице хлестал холодный дождь, его молитвы были услышаны.
Объявился дюжий малый, который, по-видимому, не испытывал трепета перед местом, куда его привели охранники Эбенизера. Он посмотрел на жаровню, на грязный стол, к которому были прибиты кандалы, на аккуратно развешанные по стенам инструменты. Потом перевел взгляд на Эбенизера.
— Мистер Слайз?
— Кто вы такой?
— Меня зовут Мэйсон, сэр. Джон Мэйсон.
— И вы хотите получить двести фунтов, Мэйсон?
На Эбенизере было длинное черное одеяние с меховой оторочкой. В подвалах, если только там не кипела работа, всегда было холодно.
— Нет, сэр.
Мэйсон изъяснялся по-солдатски — короткими, отрывистыми фразами. И одет он был как солдат, правда, помощники Эбенизера отобрали у него меч.
— Не хотите? — Эбенизер скрыл удивление, придав вопросу угрожающий оттенок.
— Но этого хочет мой полковник. Он и прислал меня. Эбенизер насторожился. Он не привык, чтобы мужчины или женщины, которых доставляли в эту комнату, держались независимо. Он перевел взгляд со стражников, стоявших наготове за спиной Мэйсона, на молодого человека.
— И кто же ваш полковник?
— Его фамилия Деворэкс, сэр.
Это имя ничего не говорило Эбенизеру. Он провел рукой по блестящим длинным волосам, которые были зачесаны назад, открывая бледный лоб.
— Мэйсон, у меня здесь перебывал не один десяток людей, утверждавших, что они заслуживают моих денег. Последнего я был вынужден наказать. Я просверлил у него в языке дырку, чтобы отучить врать.
— Как вам будет угодно, сэр.
На лихого Мэйсона угроза не произвела никакого впечатления.
— Ладно! Говори. Ты пришел по поводу ведьмы?
— Верно, сэр.
— Ну? Мне известно, где она находится, так что не рассчитывай на дармовые деньги.
— Сэр! Я здесь только для того, чтобы передать вам слова полковника Деворэкса и еще кое-что в знак его добрых намерений.
Мэйсон говорил так, будто докладывал ротному о состоянии кавалерийских лошадей.
Эбенизер, хромая, подошел ближе. Он побрился всего час назад, но подбородок уже снова успел потемнеть.
— Знак?
— Да, сэр.
— Ну?
Мэйсон открыл кожаный мешочек, висевший у него на поясе, и вынул маленький, завернутый в бумагу сверток.
— Вот, сэр.
Эбенизер взял его, развернул и замер. На ладони лежала половина воскового отпечатка. Он был разрезан ножом, но на полукруге можно было ясно различить переднюю половину крылатого быка, под которым стояло одно-единственное слово «Лука».
