Лора Бекитт - Дочери Ганга
Носилки с телом Аруна – мужа Соны и ее земного бога – водрузили на деревянный помост. Женщина устроилась рядом, чтобы до последнего момента видеть его лицо. Она многое отдала бы за то, чтобы еще раз заглянуть в его глаза, которые уже никогда не откроются.
Она видела Ратну, Харшала, каких-то скорбно смотревших на нее людей, отныне очень далеких, принадлежавших другому миру. Латику Сона оставила Ратне. Та мечтала о дочери, и теперь у нее будет дочь.
Она не видела, кто и как зажег погребальный костер. Сона сидела на горе пепла, зола забилась ей в глотку и нос, ее кожа была покрыта красными лопающимися волдырями, ее глаза застилала жаркая пелена, она ощущала зловоние обгорелого мяса, от одежды ничего не осталось, но… Смерти не было. Она не умерла. Почему?!
Подумав об этом, Сона вздрогнула и очнулась от сна, в который погрузилась, сама не зная как. И тут же сказала себе, что мертвые не просыпаются.
Она со страхом взглянула на Аруна. Его глаза были закрыты, лицо спокойно. Он словно надеялся уйти незаметно, пока она смотрела свои страшные сны. Однако его грудь тихо поднималась и опускалась.
Сона прошла в кухню. Лицо Ратны, которая уже встала, а возможно, и не ложилась, было осунувшимся, печальным.
– Мне бы хотелось красиво одеваться – для мужа, а вместо этого придется носить белое сари. Я мечтала радоваться каждому дню, но мне суждено горевать до конца жизни. Уж лучше я совершу сати. Ты возьмешь к себе Латику?
– Я сделаю все, что ты скажешь, – тихо ответила Ратна.
В эти минуты они, как никогда прежде, понимали друг друга.
Размешав порошок в глиняной чашке, Сона вернулась к Аруну. Открыв глаза, он с усилием произнес:
– Я совсем забыл: тех, кто умер от укуса кобр, не сжигают! Шива, как покровитель змей, забирает их души к себе. Ты не умрешь вместе со мной, даже если очень сильно захочешь!
Сона не успела ответить: в комнату вошла Ратна, а с ней Харал и вчерашний доктор, который тотчас воскликнул:
– Ты жив! Тогда, как мне кажется, самое страшное позади. Возможно, змея была молодой или, напротив, слишком старой. Или совсем недавно укусила кого-то, не успев накопить яда.
– Я почти не чувствую ног, и мне тяжело говорить.
Лекарь покачал головой.
– Было бы неплохо отвезти тебя в английский госпиталь.
– Английский? – повторила Сона. – Что белые понимают в змеиных укусах?
– Я сделал все, что мог, – сказал индийский врач. – У них есть свои, достаточно сильные лекарства. Только, боюсь, тебя туда не примут.
Харшал сжал кулаки.
– Я знаю одного белого доктора – он часто покупал у меня карри. Я обращусь к нему. А если он не согласится, я сделаю так, что все англичане в Варанаси отравятся моей едой!
В двери английского госпиталя вошли две дамы, старая и молодая. Грейс была в отделанном желтыми фестонами платье темно-синего муара и капоре с лентами янтарного цвета. Они с теткой прибыли в паланкине, хотя девушка не любила путешествовать в сооружении, которое люди несут на своих плечах.
Лицо Грейс было бледнее обычного, а Флора, напротив, словно помолодела. Она ступала энергично и твердо и, отдавая приказания, резко поворачивала голову. В госпитале побаивались ее безапелляционного тона и безжалостного хлесткого языка. Она всегда делала щедрые пожертвования, при этом на нее не действовали ни притворные жалобы, ни хитроумный обман.
Собираясь в госпиталь, Флора спросила Грейс:
– Тебя по-прежнему интересует, что происходит на опийной фабрике?
В голосе старухи звучала ирония, и девушка не решилась лукавить. С некоторых пор она напрочь позабыла об этом. Грейс могла не отвечать, тетка и так все знала.
– Женщин всегда волнует лишь то, что близко их сердцу в данный момент. Так называемые большие цели, переделка мира, ломка устоев – привилегия мужчин. Мы боремся с судьбой иначе: просто перекраиваем и приспосабливаем ее под себя, – удовлетворенно произнесла Флора.
Грейс предстояло отплыть в Англию через несколько недель. Тетка забронировала место на корабле; и хотя она утверждала, что племяннице предстоит путешествовать не так, как в первый раз, а со всем доступным комфортом, девушка с трудом представляла, как доберется до Лондона.
Она тайком побывала в храме богини-матери Шакти, где бездетные женщины молили о потомстве, а беременные просили благополучных родов и здорового ребенка. Подражая индианкам, Грейс привязала к одному из деревьев, растущих во дворе храма, шелковую ленту. Еще здесь полагалось оставить необязательно дорогую по стоимости, но самую памятную вещь, однако девушка не решилась расстаться с браслетом – подарком Дамара Бхайни.
Грейс постоянно просматривала газеты, но ей ни разу не встретилось его имя. Последняя вспышка восстания была погашена. Часть возглавлявших его представителей раджпутской верхушки уничтожили англичане; кому-то удалось бежать. Где укрылись спасшиеся, газеты не сообщали, и Грейс боялась, что след Дамара навсегда потерян. Во всяком случае, для нее.
Пересилив себя, она стала появляться в обществе. Флора усиленно распускала слухи о состоятельном лондонском женихе, на встречу с которым якобы отправлялась ее племянница. Она лгала, что они познакомились по переписке, и Грейс приходилось вторить тетке. При этом ей было трудно смириться с тем, что ее ребенок, наследник Дамара Бхайни, станет воспитываться в английских традициях.
Еще не покинув Индию, Грейс воображала, как будет по ней скучать. Когда она обмолвилась об этом, Флора ответила:
– Я, как и многие другие люди, сделалась пленницей Индии. Она очаровала, одурманила меня, но так и не сделала своей.
Тетка пожелала пройтись по палатам. Иной раз она расспрашивала кого-то из раненых и больных об их житье-бытье и, если находила это необходимым, помогала деньгами.
Почти у самого входа лежал молодой индиец. Темные подглазья, потрескавшиеся губы, неподвижное тело. И все-таки Грейс узнала его. Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
Чтобы не привлекать внимания тетки, девушка решила пройти мимо, но Флора остановилась. Следовавший за ними белый врач тут же принялся извиняться:
– Простите, мэм. Обычно мы не принимаем индийцев, но за этого очень просил один знакомый мне человек. Не беспокойтесь, сейчас мы его уберем!
Грейс покоробило, что о живом (пока еще живом!) человеке говорят как о каком-то предмете. Она с тревогой взглянула на тетку. Глаза Флоры сузились, на губах зазмеилась хищная усмешка.
Неизвестно, что случилось бы дальше, но Грейс заметила идущую по проходу женщину в сари.
– Вот его жена! – сказал доктор. – Она почти все время находится при нем.
Видя, что англичанки не предпринимают никаких действий, а просто стоят возле кровати, на которой лежал ее муж, индианка тоже остановилась. Она была красива: светлая кожа, нежные черты лица. Толстая черная коса вилась по спине, словно живая.
