Жаклин Монсиньи - Флорис. Петербургский рыцарь
Со всех сторон к беседке двигались факелы. Отовсюду доносились крики.
— Это твои шакалы, Голубой Дракон, они почуяли кровь, — обернувшись к генералу, яростно выкрикнул Флорис.
Генерал зловеще усмехнулся. Воспользовавшись моментом, когда на него никто не обращал внимания, он схватил висевшую на затянутой ковром стене саблю.
— Кто бы ты ни был, призрак… умри… — воскликнул Голубой Дракон, занося саблю над головой Флориса.
Раздался выстрел. Голубой Дракон зашатался и схватился за грудь, лицо его выражало крайнее удивление.
— Ты сумел убить женщину, которую я любил, но жизнь своего брата я тебе не отдам… — произнес Адриан, сжимая в руке еще дымящийся пистолет, до сей минуты скрытый длинными волосами юной принцессы. Запечатлев на еще не остывшем челе девушки прощальный поцелуй, он нежно опустил ее на цветочный газон, выпрямился и вошел в полосу света, чтобы вновь зарядить свой пистолет; он был бесстрастен, словно изваяние правосудия. Голубой Дракон по-прежнему держался на ногах. Вцепившись в хрупкую колонну, он голубыми глазами вглядывался в лицо своего убийцы.
— Надеюсь, с тобой все в порядке, Флорис, — глухо произнес молодой человек, подходя к младшему брату.
— Разумеется, Адриан, ты снова спас мою жизнь, которую я бы с радостью отдал за нее… — прошептал Флорис. Он смотрел на навек уснувшую юную красавицу, лежащую среди огромных орхидей, и из глаз его ручьями текли слезы.
— Ах! Судьба… это сама судьба… да, пора платить… это рука Господа, — внезапно простонал Голубой Дракон, услышав имена молодых людей.
Адриан вновь поднял пистолет, намереваясь прикончить своего врага.
— Не стреляй, Адриан… моя рана смертельна, не отягощай свою совесть… — воскликнул Голубой Дракон, шумно дыша и прижимая руки к окровавленной груди. Сам не зная почему, Адриан внял просьбе умирающего. Гнев его внезапно прошел, и он отвернулся, смутившись устремленного на него взгляда голубых, словно незабудки, глаз генерала. Рука его, сжимавшая пистолет, безжизненно повисла.
— Я никогда не добиваю противника, но не пытайтесь меня разжалобить, называя по имени, у вас нет на это никакого права.
— У меня есть это право, — прошептал умирающий так тихо, что молодой человек решил, что он ослышался.
Флорис вздрогнул. В аллеях лабиринта захрустел песок. Маньчжурские солдаты, не найдя беглецов на берегах озера, бежали к беседке, откуда до них донесся выстрел.
— Почтенный генерал, чьи великие замыслы кристально чисты и непознаваемы, жив ли ты? — крикнул один из маньчжуров.
Флорис шагнул вперед и ответил:
— Голубой Дракон прекрасно себя чувствует. Он желает побыть один. Не приближайтесь, это приказ.
В ответ раздался приглушенный шепот. Скрытые густым кустарником воины совещались, не зная, как лучше поступить.
— Пока генерал у нас в заложниках, мы можем надеяться на спасение, — шепнул Флорис.
Адриан в отчаянии посмотрел на него:
— Да, ты прав, бегите, а я останусь здесь и умру рядом с ней. Я прикрою ваше бегство.
— Нет, ты будешь жить, я так хочу.
Братья удивленно обернулись к Голубому Дракону, ибо именно он произнес эти слова.
Раненый глубоко дышал. Внезапно у него начался приступ удушья, и он, отчаянно пытаясь вдохнуть, судорожно замахал руками. Все подумали, что сейчас душа его расстанется с телом. Однако на этот раз все обошлось, и он, сплюнув на землю черный сгусток крови, из последних сил крикнул своим солдатам:
— Грязные хорьки, пьяные канальи, я же приказал меня не беспокоить. Подите прочь, сейчас вы мне не нужны.
Молодые люди в полной растерянности смотрели на смертельно раненного генерала; они никак не могли понять, почему их злейший враг внезапно решил спасти их. В кустах послышался шорох, а затем шепот.
Тот же самый голос опять задал вопрос:
— Но… скажи, благородный генерал, разящий, словно небесный огонь, ты ли это говоришь с нами? Не злой ли демон вещает твоими устами?
Властным жестом Голубой Дракон приказал Ли Кану подойти и поддержать его. Опираясь на руку китайца, генерал приблизился к фонарю и встал так, чтобы лицо его было хорошо видно.
— Вот он я, безмозглые ослы, бессмысленные, словно пьяные курицы… это я, и ни кто иной…
— Мы видим тебя, благородный Голубой Дракон… но… мы ищем пленницу, сбежавшую с…
— Уходите, она здесь… возвращайтесь в казармы и до утра носа оттуда не показывайте… таков мой приказ… глупые вороны.
Ответом была тишина. Беглецы, затаив дыхание, ожидали, подчинятся ли солдаты столь необычному приказу. Зашелестела листва, по усыпанным гравием и мелкими ракушками дорожкам раздались торопливые шаги. Убедившись, что с их командиром ничего не случилось, маньчжурские солдаты, что-то недовольно бормоча себе под нос, направились в казармы.
Внезапно Голубой Дракон согнулся пополам от боли и с умоляющим взором протянул руку к Адриану. Юноша холодно посмотрел на него, однако сделал знак Федору и Ли Кану; те осторожно положили генерала на кушетку. Исполненный жалости, Флорис поднес ему чашку с водой. Ли Кан остановил его:
— Нельзя, Майский Цветок, вода убьет его.
— Посмотри в глаза этому человеку, барин, — произнес Федор, подходя к Адриану, — он хочет говорить с тобой.
Адриан приблизился к Голубому Дракону.
— Почему вы спасли нас? — мрачно спросил он.
— Потому что… ты мой сын. А… Адриан… — прошептал Голубой Дракон и потерял сознание.
36
Лицо генерала было смертельно бледно, глаза закатились, казалось, он вот-вот отойдет в лучший мир, унеся с собой в могилу роковую тайну.
— О, жестокая судьба, неужели мне суждено умереть, так и не узнав правды… — в отчаянии воскликнул Адриан, приставив дуло пистолета к груди, чтобы свести счеты с жизнью. Флорис вырвал оружие из рук брата; подскочил Федор и своими сильными руками схватил Адриана.
— Успокойся, барин, прошу тебя, полно… полно… — приговаривал казак, словно успокаивал маленького ребенка.
— Ли Кан, сделай что-нибудь, верни генерала к жизни, — лихорадочно зашептал Флорис, повернувшись к китайцу.
— У меня с собой есть экстракт женьшеня, Майский Цветок, он заставляет сердце биться даже тогда, когда оно уже почти остановилось, но это очень опасно, потому что в больших дозах это сильный яд.
— Попробуй, прошу тебя, иначе Адриан сойдет с ума…
Китаец быстро достал из своего широкого рукава хрустальный флакон, оправленный в золото. Содержимое его, видимо, действительно было очень ценно и весьма опасно, ибо Ли Кан с большой осторожностью открывал его, стараясь не задеть горлышка. Затем он капнул на бескровные губы Голубого Дракона несколько капель алой как кровь и густой как сироп жидкости. По телу генерала пробежала дрожь. Кровавая пена выступила у него из ноздрей, он дернулся и вновь вытянулся без движения. Флорис сделал знак Ли Кану продолжать. Китаец колебался:
