Ферн Майклз - Валентина
Валентина не могла шелохнуться, оцепенев от ужаса. «Боже милостивый, неужели этот человек прав, и лица мертвых врежутся в мою память до конца дней? Господи, прости мне невольный грех!» – молча молилась девушка, глядя то на одно, то на другое застывшее в смертной муке лицо.
С сухими глазами повернулась она к Паксону, плотно сжав губы.
– Я сделала лишь то, что должна была сделать. Иначе я поступить не могла. И не тебе, и не Саладину, и не мусульманскому воинству, а мне, и только мне нести через жизнь это чувство вины. Ты прав, до самой могилы не забыть мне увиденного. А теперь скажи, далеко ли следующий источник? – спокойно спросила Валентина.
Паксон внимательно посмотрел на нее сощуренными глазами. Невероятно! Эта женщина снова обрела силы! Суровая решимость светилась в ее взгляде.
Весь следующий день Валентина выполняла приказания Паксона, и у каждого источника, зарытого ею, умирала какая-то часть ее души: она отнимала у крестоносцев надежду выжить и сама падала от непосильного труда.
На протяжении всех долгих часов тягостной работы девушки Паксон не сводил с нее глаз, надеясь, что в конце концов она взмолится и попросит о пощаде. Попросит!.. Но она не просила.
«Когда мучения станут совершенно невыносимыми, – решила Валентина, – я просто лягу на горячий песок и умру». Ничто больше не имело для нее значения, но из каких-то неведомых глубин черпала она силы.
Наконец Паксону надоело это занятие, и он велел своей жертве садиться на коня. Они продолжили путь на север. Валентина вопросительно глянула на султана, и он поймал ее взгляд.
– Да, – сказал Паксон, – через несколько часов мы доберемся до Иерусалима, и тогда тебе придется сделать выбор: либо ты покоришься мне, либо умрешь.
Валентина устремила взгляд к горизонту – в Иерусалиме ее ожидала смерть.
Спустя три часа они въехали в хорошо укрепленную крепость. Паксон почувствовал волнение пленницы, когда вел девушку в темницу с зарешеченным окном и толстыми казенными стенами. Дерзкое и в то же время задумчивое выражение лица сарацина производило на нее пугающее впечатление, и Валентина пыталась угадать, какие еще муки предстоят ей.
Она знала, что выглядит ужасно: темные волосы грязными прядями висели вдоль спины, рваная одежда была испачкана, кожа стала сухой и шершавой от многих часов, проведенных за изнурительной работой под опаляющим солнцем. Но сама мысль о купании в теплой воде и чистой одежде показалась ей роскошью. Конечно, мучитель откажет ей, вздумай она о том попросить, и лучше умереть, чем попросить. Единственное, о чем она только может взмолиться – о скорой смерти.
– Гадаешь, что я с тобой буду делать дальше? – холодно произнес Паксон.
Он неторопливо обкрутил тяжелой цепью ее шею и щелкнул замком. Его медлительные движения показались Валентине мучительными. Сарацин не спеша закрепил другой конец цепи на одном из железных прутьев решетки высокого квадратного окна.
– Будешь пытаться высвободиться, задохнешься, – предупредил он. – Но не волнуйся, скоро уж решится твоя судьба, – насмешливо напомнил негодяй, глядя на пленницу жгучими глазами.
Валентина попыталась выдавить улыбку, но не смогла. Ее глаза гневно сверкнули.
– Язык твой говорит одно, а глаза совсем другое, – она гортанно рассмеялась, не сводя с Паксона глаз. – Даже сейчас ты хочешь меня, признайся! Ты ожидал, что я стану хныкать и плакать, умоляя освободить меня, и попытаюсь купить свободу, предложив тебе свое тело? Ты, видимо, не можешь понять, почему я не сломлена и почему до сих пор жива. Мы ведь оба знаем: кого угодно сломило бы то, что ты заставил меня проделать, – Валентина сделала шаг вперед, и тяжелая цепь сразу же натянулась, но девушка осталась стоять, гордо вскинув голову. – Я придумаю, как мне вырваться на свободу, и тогда…
– Ты мне угрожаешь? – Паксон сузил глаза. – Но ты не в таком положении, чтобы угрожать! Тебе не высвободиться! И никто тебе не поможет. Нога английского короля никогда не ступит на землю Иерусалима, и я постараюсь, чтобы, прежде чем самой умереть, ты увидела бы, как умрет Ричард Львиное Сердце.
– Я вырвусь на свободу! Думаешь, эта проклятая цепь меня удержит? Ты забыл, что мне оказывают покровительство федаины? Грозный султан посадил свою пленницу в темницу с толстыми стенами! Это же… ерунда! – девушка рассмеялась. – Какая ерунда!
Валентина хорошо понимала, что за ее угрозами ничего не стоит. Она ускользнула из Напура, обманув и соглядатаев Паксона, и федаинов Менгиса. Ее положение безнадежно.
Пристально глядя на пленницу, султан смеялся:
– Ерунда? Может быть, ерундой тебе кажется смерть? Знай, я не боюсь федаинов. Они такие же люди из плоти и крови, как и я. Их можно убить, как и меня. Помни: если попробуешь высвободиться, окажешься задушенной цепью. Но долго простоять на ногах ты тоже вряд ли сможешь, хотя я прикажу дать тебе немного воды. Так что в любом случае умрешь от удушья!
– Благодарю за повышенное внимание к себе, – насмешливо отозвалась Валентина. – Если бы я могла поклониться, то непременно это сделала бы. Когда в следующий раз могущественный султан обратит на пленницу свой благосклонный взор, то увидит ее стоящей на ногах, а не болтающейся мертвой на цепи. И знай, Паксон, пока я жива, есть человек на свете, замышляющий тебя убить. А если все же случится мне умереть, то душа моя вернется на землю и станет преследовать тебя до конца твоих дней!
От низкого гортанного смеха Валентины холодок пробежал по спине ее мучителя. Что за женщина! Прикованная цепью к тюремной решетке, она смотрит на него с вызовом, и зеленые глаза сверкают гневом! «Ну ничего, – решил Паксон, – несколько часов вынужденного пребывания на ногах с тяжелой цепью на шее заставят ее заговорить по-другому!»
* * *Услышав звук закрывшейся двери, Валентина пала духом. Девушка оглядела темницу и впервые осознала, что ей на самом деле грозит смерть. Оставаться все время на ногах она не сможет! А если постараться заснуть стоя? Нет, колени подогнутся, она упадет и задохнется! Голова кружилась, глаза закатывались. Валентина почувствовала, что падает.
Очнулась она от неясных шорохов. Словно сквозь пелену тумана увидела Валентина двоих мужчин. Кто-то из них поднял ее, и она оказалась в чьих-то сильных руках. В ладони ей вложили кусок мяса и какой-то сочный плод. Слезы слепили девушке глаза, когда она с жадностью поедала сочное мясо и сладкий плод. Затем ей сказали только одно слово «спать», прозвучавшее мягким приказанием, и повторять дважды не потребовалось. Опушенные длинными ресницами глаза закрылись, и Валентина крепко уснула на руках федаинов. Время от времени ей казалось, что ее передают из рук в руки, и во сне Менгис утешал любимую ласковым шепотом.
