Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Дыхание утренней зари
В зале захлопали, едва Анжелина умолкла. Сначала негромкие, вскоре аплодисменты приобрели силу и охватили весь зал. Жан Бонзон тоже аплодировал пламенной речи племянницы, и сердце его переполняла гордость.
– Отличная речь! Какая женщина досталась тебе в жены, а, аристо!
Взволнованный до крайности, Луиджи горделиво вскинул голову и улыбнулся.
Но Гильему было не до смеха. Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, какое впечатление произведет речь Анжелины на ретроградную, благонамеренную, зациклившуюся на своих воззрениях общественность. Реплика брата только укрепила его опасения.
– Дерзости этой даме не занимать, – процедил Жак сквозь зубы. – Лучше бы судья заставил ее замолчать!
– Не каждая скажет такое вслух, это правда, – заметил Оноре. – Я никогда не задумывался, что может чувствовать женщина после изнасилования, особенно когда узнает, что носит дитя своего насильника.
Клеманс кивнула. Глаза ее блестели от слез, которые она с трудом сдерживала. Сидевшие вокруг нее шумно обменивались мнениями. Каждый спешил прокомментировать пылкую речь повитухи, однако стук судейского молоточка снова призвал публику к тишине.
– Передаю слово защите! – провозгласил Мюнос. – Мэтр Ривьер, мы готовы вас выслушать, если, конечно, вам есть что добавить к красноречивому выступлению Анжелины де Беснак.
Послышался смех. Защитник предстал перед взбудораженной публикой и принялся одергивать манжеты, выдавая этим жестом свое волнение.
– Разумеется мне есть что сказать. Эта молодая женщина, в чьей искренности невозможно усомниться, только что поставила всех нас, дамы и господа, перед сложной проблемой, на которую мы часто закрываем глаза из соображений благопристойности и под воздействием религиозных убеждений. Увы, женщины подвергались насилию испокон веков, и во все времена это считалось тягчайшим преступлением. Я подчеркиваю этот факт потому, что ни таланты акушерки, ни высокие моральные принципы мадам де Беснак не подлежат сомнению. Единственный обвиняемый, которого я сегодня хотел бы видеть в этом зале, – это отец-кровосмеситель, человек, презревший свой долг, потому что обязанность каждого отца – защищать своих детей, воспитывать их, кормить. А этот мужчина надругался над своим ребенком. За годы практики я не раз присутствовал на процессах, где так или иначе поднималась тема инцеста. Это явление часто упоминают иносказательно, называют недостойным поведением, считают единичными случаями отклонения от нормы. Суд редко карает за него с должной строгостью, но жертвы – они вынуждены расплачиваться за пережитое всю свою жизнь! Я понимаю, что заставило повитуху Лубе принять такое решение – освободить свою служанку и подругу от невыносимого бремени. Да, я считаю, что Розетту нужно было спасти! Дать девушке шанс на достойное существование после того ада, через который ей довелось пройти. Поэтому я прошу для своих подопечных наказания, соразмерного их вине, которое не повлекло бы за собой запрет на акушерскую практику для Анжелины де Беснак, поскольку, по моему личному опыту, дипломированных акушерок, знающих и способных в минуту затруднения принять спасительное решение и применить его на практике, не так уж много. И если обвиняемой и пришлось принести в жертву едва зародившееся существо, зачатое в результате преступления, она искупила свою вину тем, что спасла стольких матерей и малышей!
Мэтр Ривьер поклонился и занял свое место. Судья Мюнос стал просматривать бумаги. В глубине зала жандармы подхватили под руки троих мужчин, которые снова начали шуметь, и поволокли их к выходу. Наконец судья сделал глубокий вдох и обвел публику внимательным взглядом.
– Поскольку это дело рассматривается уголовным судом, а не судом присяжных, повторного слушания и времени на вынесение приговора не потребуется, – сказал он. – Обвиняемые, встаньте!
Розетта уцепилась за руку Анжелины. Вставая, они обе смотрели на своих любимых мужчин. Виктор и Луиджи ответили на этот немой призыв, продиктованный мыслью: «Как долго нам еще жить в разлуке? Дадут ли нам хотя бы время обменяться поцелуем?»
В напряженной тишине судья зачитал приговор голосом, в котором внимательный слушатель без труда уловил бы нотки ликования:
– Выслушав все свидетельства обвинения и защиты, а также подсудимых и их адвоката, я постановляю снять с мадам Анжелины де Беснак и мадемуазель Розы Бисерье все обвинения!
Крики радости заглушили несколько протестующих возгласов. Судья продолжал, повысив голос:
– Хочу уточнить, что чрезвычайное милосердие суда продиктовано эффективностью и рвением, проявленными мадам де Беснак в работе, хотя она еще очень молода, и состраданием к мадемуазель Розе Бисерье, которую суд рассматривает в качестве жертвы, а не преступницы. Напоминаю присутствующим, что людское правосудие, равно как и церковные власти, порицают и еще долго будут порицать практику абортов. Опыт подсказывает мне, что некоторые женщины к ней прибегают из страха перед бесчестием или же крайней бедностью. Как бы то ни было, предпочтительнее отдать новорожденного в приют, дав ему шанс впоследствии стать священником или же быть усыновленным порядочной семьей. Это – наилучший выход из положения, что бы ни говорила мадам де Беснак, которая, разумеется, имела в виду самых обездоленных и несчастных сирот. – Судья перевел дыхание и закончил такими словами: – Также суд предписывает Анжелине де Беснак внести пять сотен франков на благотворительные цели, а именно, в кассу монастырской больницы Сен-Лизье. И последнее: согласно действующему законодательству, мадам Анжелина де Беснак лишается права работать по профессии в департаменте Арьеж, отныне и до конца своих дней!
– Виват, повитуха Лубе! – вскричала Мадлена Серена.
Но в зале стало так шумно, что ее возглас потонул в отголосках дискуссий и шорохе платьев.
– Розетта, мы свободны! – в восторге воскликнула Анжелина. – Просто не верится!
– Мне тоже, Энджи! У меня кружится голова! Мне было так страшно…
Не в силах больше сдерживаться, Луиджи бросился к супруге и порывисто ее обнял. Следом спешил Жан Бонзон.
– Я горжусь тобой, племянница! Розетта, можно мне вас обнять? Нас еще не представили друг другу, но я настаиваю!
Прижавшись к мужу, Анжелина упивалась своим счастьем. Во всем теле она ощущала бесконечную легкость. Она плакала и смеялась, как пьяная. Ее дитя появится на свет в Лозере, в доме своих предков, де Беснаков!
– Нам уже можно уйти? – спросила она шепотом. – И когда следует заплатить штраф? И кому?
– Не тревожься, мы справимся об этом у секретаря суда или у самого судьи, – ответил ей бывший странник, который чувствовал себя на седьмом небе от радости. – Это такие мелочи!
