Георг Борн - Султан и его гарем
Лаццаро гордо и презрительно улыбнулся.
– Если мудрому кади угодно будет поручить мне это дело, беглецы недолго пробудут за пределами развалин, – сказал он.
– Я знаю, как ты искусен в подобных делах, но на этот раз эта задача нелегкая. Чтобы помочь тебе, сообщу важную новость. Не мы одни разыскиваем дочь Альманзора, принц Юсуф, ослепленный ее красотой, тоже ищет ее!
Лицо грека приняло злобное, полное ненависти выражение.
– Светлейший принц? – спросил он. – О, дочь Альманзора счастлива, нечего сказать! Красота ее находит много поклонников!
– В чем успел принц Юсуф, я не знаю, но думаю, что ему легче будет отыскать ее след. Ты можешь разузнать обо всем, предложив принцу свои услуги в этом деле.
– Так должно быть, если ты это приказываешь, мудрый кади!
– Сегодня вечером принц намерен отправиться в развалины Хебдоман, чтобы отыскать дочь Альманзора! Знаешь ли ты эти развалины?
– Не во Влахернском ли они квартале, куда можно пройти через высокую арку ворот, минуя большое стамбульское кладбище?
– Да, там! Через несколько часов ты можешь встретить там принца. Постарайся подойти к нему и предложи ему свои услуги! Принц тебя знает?
– Боюсь, что светлейший принц помнит меня. Впрочем, тем лучше, это еще увеличит его доверие! – отвечал Лаццаро.
– Эта местность далеко не безопасна, и слишком рискованно со стороны принца отправляться в этот притон цыган, нищих и мошенников!
– Любовь не знает опасностей! – усмехнулся грек. – Дочь Альманзора обворожила светлейшего принца! Чтобы отыскать ее, он готов идти хоть на край света!
– Узнаешь ли ты принца, если он явится туда в простом платье?
– Будь покоен, мудрый кади, я найду светлейшего принца!
– От проживающей там сволочи можно ожидать всего дурного, – с умыслом заметил кади, что хитрый грек очень хорошо понял. – Ты не хуже других знаешь, что нападения разбойников там не редкость! Отправляясь туда, принц, сам того не подозревая, подвергает себя опасности. Это отребье – персидские лудильщики и нищие – зорко следят за теми, у кого есть золото и драгоценности!
– Да, нападение там не диво, – согласился Лаццаро.
– Тебе предстоит отвратить несчастье. Но так как в этом костюме цыгане и мошенники легко могут принять тебя за провожатого принца и попытаться ограбить и убить также и тебя, – сказал Гамид-кади, – то советую тебе лучше переменить одежду.
– Кажется, я вполне понял тебя, мудрый кади, спешу в точности исполнить твои приказания.
– Может быть, тебе удастся через принца напасть на след дочери Альманзора. Вот все, чего я от тебя требую, ничего другого и в мыслях у меня не было, – заключил разговор осторожный кади. – Ступай и сообщи мне о результатах твоих дел!
Грек удалился с низким поклоном. Прежде всего он вернулся в Скутари и там на одном из рынков купил себе красную феску и темный кафтан.
Затем он отправился в указанное ему Гамидом-кади предместье города.
От серальского шпица в Стамбуле, пройдя некоторое пространство возле высоких дворцовых стен и тенистых платанов, достигают насыпи, по которой проходит железная дорога. Развалившиеся башни здесь чередуются с потрескавшимися полуразрушенными стенами.
Здесь, у Семи башен Эди-Кули, сворачивают от берега Мраморного моря назад, к Золотому Рогу, вдоль огромных Юстинианских земляных стен. Тут, оставив почерневшие от времени и также обреченные на разрушение башенные колоссы, приходят к арке ворот бывшего портала святого Романа. Через несколько проломов в стенах выходят сначала на большие Стамбульские кладбища с многочисленными каменными обелисками, затем достигают Влахерна, прежде большой части города, теперь же местечка, состоящего из грязных, населенных евреями лачужек, значительную часть которых истребляют ежемесячные опустошительные пожары.
Здесь же находятся и развалины Хебдоман – притон египетских цыган, еврейских нищих и греческих мошенников. Вместе с летучими мышами и скорпионами они населяют эти мрачные убежища, а в прекрасные весенние дни праздношатающиеся ребятишки греются на солнце, на плитах и обломках колонн, остатках прежней роскоши, прежнего великолепия греческой империи.
Как развалины Кадри на другом конце города, так и это угрюмое, каменное здание ведет свое начало с тех времен, когда Константинополь еще не был завоеван турками.
Развалины Хебдоман состоят из высоких и низких стен, заросших кустарниками и вьющимися растениями, там и сям находятся отверстия в виде остроконечного свода. Местами заметны нижние части окон.
Внутренность Хебдоманских развалин делится на бесчисленное множество отдельных помещений, из которых большая часть закрыты сверху и наполовину завалены мусором и обломками камней, так что там образовались целые поселения, строго обособленные. И там, посреди мусора и травы, живет множество бесприютных бродяг, слишком бедных и ленивых для того, чтобы за несколько пиастров нанять себе квартиру в порядочном доме.
Это сборище людей представляло пестрое смешение всевозможных племен, костюмов, наречий и обычаев.
На стенах и внизу на траве сидят и лежат смуглые цыганские ребятишки, у входов, прислонясь к стене, стоят стройные цыганские девушки, сбоку старые; полунагие укротители змей и персидские факиры сидят на шкурах зверей и с наслаждением покуривают трубки; кругом, в своих помещениях, лежат опьяневшие от опиума нищие, стараясь блаженными сновидениями заглушить свои земные бедствия. Восточные музыканты и греки бренчат на своих инструментах, дальше, вверху, на одиноком стенном выступе сидит на корточках молодой цыган и извлекает из своей скрипки глубокие, жалобные мелодии, слышанные им от отцов.
Был уже вечер, и разноплеменные бродяги, подобно ночным птицам, оставляли свои дневные убежища и отправлялись блуждать по городским улицам, выжидая удобного случая для грабежа или убийства.
Вечерняя заря мало-помалу потухала вместе с отлетом летучих мышей, мошенники тоже вышли на свою ночную работу, отдохнув за день.
В это время какой-то мужчина в темном кафтане шел по дороге к вышеупомянутому убежищу бесприютных горемык. Красная повязка наподобие чалмы обвивала его голову.
До развалин было еще далеко, когда под развесистым платаном он увидел лежащего человека. Человек этот, по-видимому, спал. Наружность его испугала бы всякого: с первого взгляда можно было узнать в нем разбойника. Судя по его усеянному рябинами лицу и беспорядочной одежде, это был грек. Казалось, человека в красной чалме влекло к этому бродяге, он толкнул его, как будто хотел что-то спросить.
