Мэри Кайе - В тени луны. Том 1
Винтер, чья жизнь в Уэйре была бедна весельем, посмотрела на радостные глаза Амиры и ощутила, как неожиданно прошло все ее напряжение. К ней вернулось хорошее настроение и появилось необычное для нее желание выбежать на солнце, закричать во все горло и играть весь день в какие-нибудь глупые игры. Смеяться ради самой радости смеха, наверстать упущенное за все долгие годы одиночества в Уэйре.
— Боурка для невесты! — провозгласила Амира. — Моя маленькая кузина выходит замуж, и мы не можем позволить посторонним мужчинам разглядывать ее мимоходом.
И они вместе весело засмеялись смехом, похожим на птичий щебет, и выбежали в открытые двери женской половины.
Это путешествие было, наверное, самым счастливым временем, которое Винтер де Баллестерос, отправлявшаяся на свою свадьбу, знала с тех давних дней, проведенных ею в Гулаб-Махале. Рядом с ней была подруга ее далекого детства, и снова к ней вернулось все тепло и счастье тех давно прошедших дней, воспоминания о которых она хранила с помощью Зобейды, они были единственным, что доставляло радость все предыдущие годы жизни в холодной Англии. Она рассказала Амире обо всем, что произошло с ней за эти годы, и в ответ услышала все новости о Гулаб-Махале.
Как и сказала Амира, во Дворце роз мало осталось тех, кто помнил Маленькую Жемчужину. Холера собрала там богатый урожай. Дазим, сын брата старого Али Шаха, молодой и красивый мужчина, заглядывавшийся на белолицую Сабрину, теперь стал джентльменом средних лет, а его жена, язвительная и сварливая женщина родом из Файзабада — на смеющимся лице Амиры появилось насмешливое выражение — была главой в доме, хотя Дазим приобрел еще двух младших жен и теперь владел тремя, разрешенными Пророком.
Сестра Амиры, малышка, которая родилась в роковой январь, видевший отступление из Кабула и разрушительный конец первой афганской войны, тоже умерла от холеры, но ее брат, который родился в тот же год, что и Винтер, был теперь молодым человеком, почти достигшим восемнадцатилетнего возраста.
— Совершенно дикий юнец, — сказала Амира, качая головой. — Но он еще так молод. Жизнь его еще всему научит. Сейчас он готов пойти на любые безумства и легко подпадет под влияние плохих компаний. Но это пройдет.
Амира вышла замуж за своего троюродного брата Валаят Шаха, маленького князька, который занимал одну из многочисленных наследственных и весьма доходных синекур при распутном дворе короля Оуда. Аннексия лишила его места и средств к существованию, и он со всей семьей перебрался жить в Гулаб-Махал. Потеря власти и привилегий ожесточила Валаят Шаха против англичан, так что будет лучше, объяснила Амира с сожалением, если Винтер пока не будет посещать Гулаб-Махал. Мужчины подвержены внезапным порывам горячности и гнева. Они менее терпеливы, чем женщины, и хотя она сама считает действия Компании несправедливыми, — разве не было больше никого из королевской семьи, чтобы заменить Ваджида Али, если он был нечестен? — она все же рада была снова вернуться в Гулаб-Махал, и у нее нет желания жечь и убивать в отместку. Она не слыхала ничего хорошего о Ваджиде Али за время его правления, и теперь, когда он был низвергнут, она не видела большого смысла в кровопролитии ради того, чтобы восстановить его на троне. Ей нужно думать о безопасности своих детей, и ради них она вполне согласна жить тихо и мирно в Гулаб-Махале при любом правительстве, способном сохранить в стране порядок.
— Твои дети? — воскликнула Винтер, переключаясь с политических проблем на личные. — У тебя есть дети? Как замечательно. И сколько?
— У меня два сына, — гордо сказала Амира. — Одному четыре года, а другому три. — Они были оставлены на попечение матери ее мужа, пока она сама ездила на свадьбу к ближайшим родственникам. Она взяла бы их с собой, но мать мужа запретила ей это, остерегаясь, чтобы с ними ничего не случилось в пути. Теперь она никак не может дождаться, когда снова их увидит.
— Три недели! Я не видела их три недели — а мне они показались тремя годами. Если бы я могла прожить в разлуке с ними еще какое-то время, я бы осталась здесь на твою свадьбу, Маленькая Жемчужина. Когда ты будешь замужем и у тебя появятся собственные сыновья, ты поймешь, что я чувствую сейчас.
Путь Амиры лежал через Лунджор и далее, через лодочный мост, но когда пять дней спустя они приблизились к окрестностям города, она не захотела въезжать в город, остановила рут и послала слуг нанять экипаж.
— Я подумала, — с нежностью в голосе сказала Амира, — что будет лучше, если ты появишься у своего жениха без сопровождения родственницы другой расы. Я слышала, что среди белых людей есть такие, которым это не нравится. Но мы встретимся снова. Мы обязательно встретимся снова! А теперь, чтобы не оставлять тебя одну, Хамида поедет с тобой. Нет, нет, мы обо всем договорились вчера вечером, пока ты спала. Тебе не пристало показываться своему будущему мужу без сопровождения женщины. А если он даст тебе другую, Хамида сможет возвратиться ко мне.
Две молодые женщины обнялись, и Хамида, собрав свои и вещи Винтер, вслед за ней вылезла из повозки. В следующий момент ярко разукрашенная рут вместе с ее верховым эскортом двинулась вдоль длинной дороги, скрытой под сенью деревьев. Тонкая рука коротко махнула им из-за украшенных вышивкой занавесок, и Амира исчезла.
Винтер, переодетая в амазонку сдержанной расцветки, стояла со слезами на глазах на обочине дороги, глядя на пыльное облако, скрывшее рут, пока Хамида, раздраженная назойливыми деревенскими жителями, останавливавшимися поглядеть на диковинную мем-сахиб, подтолкнула ее поскорей в наемный экипаж.
Под палящим дневным солнцем они поехали в направлении военного городка, и вскоре впереди показалась длинная белая дорога, обсаженная по краям деревьями и высокой травой. Спустя еще некоторое время они достигли больших замковых ворот из выбеленных временем камней, достаточно широких, чтобы пропустить навьюченного слона. Ворота были расцвечены огненными цветами бугенвиллеи, которая взбегала по стенам с обеих сторон, свисая живописной массой с парапета. Под этой самой цветущей аркой восемнадцать лет назад проехала Сабрина Грантам, контесса де лос Агвиларес, приехавшая погостить в резиденцию своего дяди, где теперь его племянник Конвей Бартон был специальным уполномоченным.
Глава 25
Дочь Сабрины смотрела не на ворота, а вперед, на длинную дорогу, ведущую к высокому одноэтажному дому, который должен был стать и ее домом. Наконец-то она доехала. Конвей был здесь и совсем скоро должен был стать ее мужем.
Экипаж остановился возле каменного крыльца, обрамленного вьющимися растениями, и изумленный чуппрасси[47] открыл рот при виде девушки в облегающей амазонке. Слуги из резиденции уже много месяцев знали о предстоящей женитьбе их хозяина, но ожидали невесту не раньше, чем через две недели, и несколько человек, собравшихся посмотреть на нее, теперь взволнованно перешептывались.
