Анри де Ренье - Грешница
Такое поведение мсье де Ла Пэжоди как в отношении мадам де Волонн, так и в отношении мадам де Брегансон было сочтено вдвойне похвальным и снискало ему всеобщее уважение. Однако, если из внимания к мадам де Брегансон он отказался от удовольствия обладать столь прекрасной и столь незаурядной особой, как мадам де Волонн, то не являлось ли это доказательством преувеличенного мнения мсье де Ла Пэжоди о своем любовном могуществе и не изобличало ли это его уверенности в том, что он всегда и везде найдет добычу, равноценную той, от которой он отказался с такой дерзкой непринужденностью?.. Чтобы не воспользоваться случаем, когда он представляется сам, надо не сомневаться в возможности снова найти его при желании. Этот Ла Пэжоди мнил себя, по-видимому, весьма неотразимым, но вместо того, чтобы сердиться на него за образ мыслей, чья надменность ставила под сомнение их добродетель, эксские дамы были ему признательны за то, что он не считал эту добродетель простирающейся до того, чтобы они были готовы лишать свою красоту подобающего ей поклонения. Им было приятно внушаемое им таким образом сознание превосходства собственных прелестей, и многие из них были склонны предоставить мсье де Ла Пэжоди возможность эти прелести оценить. И с этого дня счастливый Ла Пэжоди, доказавший в деле с мадам де Брегансон и де Волонн. что он умеет хранить верность, не счел себя более обязанным являть тому новые доказательства. Он сразу дал волю своей фантазии и своему темпераменту, которые были настолько дружны, что он и не пытался противиться их союзу. Поэтому скоро весь город наполнился молвой о его похождениях, которую мсье де Турв спешил распространять, проникшись к любовным интригам мсье де Ла Пэжоди не меньшим восхищением, чем к его музыкальным талантам. Мсье де Турв, человек пожилой, уже не был в делах любви исполнителем, и нежные подвиги его любезного Ла Пэжоди пробуждали в нем воспоминания, чуждые ревности.
К сожалению, если весь Экс жужжал о проделках мсье де Ла Пэжоди, то временами ходили слухи и о тех речах, которыми он их сопровождал, а среди них встречались и такие, где не проявлялось особого уважения ни к нравственности, ни к религии. Действительно, мсье де Ла Пэжоди мало-помалу отступил от мудрой осмотрительности, которую вначале взял себе за правило. Это небрежение выразилось в том, что он перестал сопровождать мсье де Турва в церковь. Понемногу мсье де Ла Пэжоди перешел к насмешкам и глумлению над обычаями верующих и, наконец, стал позволять себе речи, не оставлявшие сомнения в его нечестии. В мсье де Ла Пэжоди снова проявился вольнодумец и не старался спрятаться. Его нетрудно было обнаружить под прикрасой шуток, которыми мсье де Ла Пэжоди любил уснащать самые предосудительные свои суждения, но расположение, выказываемое ему всеми, было настолько прочно, что эти выходки прощали и никто не ставил их ему в вину, даже самые колкие и самые неосторожные. К тому же, многие считали их простым бахвальством и продолжали думать, что под напускною внешностью мсье де Ла Пэжоди не хуже христианин, чем всякий другой. Тем не менее, некоторые, хотя еще и не били в набат, полагали, что мсье де Ла Пэжоди – опасный ум, подлежащий строгому обузданию за непочтительность и богохульство. Эти цензоры составляли небольшой тайный кружок, и впоследствии, при обстоятельствах, о которых речь пойдет ниже, мсье де Ла Пэжоди пришлось встретиться со злопамятной неприязнью и грозной враждой. Что же касается президента де Турва, то он был в таком восторге от своего гостя, что хохотал до слез над самыми смелыми его шутками и божился, что бы там ни говорили, а этот чертов Ла Пэжоди попадет-таки в рай, иначе небесному концерту будет недоставать лучшего флейтиста, который когда-либо жил на свете, а Бог не сделает такой глупости, чтобы себя его лишить.
Всего любопытнее было то, что в числе самых убежденных сторонников мсье де Ла Пэжоди маркизу де Турву вторила старая мадам де Сегиран. Несмотря на всю свою набожность, мадам де Сегиран была без ума от мсье де Ла Пэжоди. Она одна из первых его чествовала, когда мсье де Турв к ней его привел. Она объясняла это тем, что звуки флейты этого молодого человека приводят ее в восхищение, а также, по правде сказать, и тем, что он знавал в Париже ее невестку, маркизу де Бериси. Мсье де Ла Пэжоди, действительно, бывал на собраниях у этой дамы в ее доме в Маре, где она жила богатой вдовой, ибо муж ее был убит на войне, а единственный сын умер. Мсье де Ла Пэжоди вспомнил об этой мадам де Бериси, когда ее как-то назвала в разговоре мадам де Сегиран, которая, впрочем, не видела ее уже много лет, чему мало печалилась. Сношения между невестками сводились к письмам, которые они писали друг другу при оказиях и в которых излагались главнейшие события в области семейной жизни и здоровья, имевшие место там и здесь. Из этого не следовало, что эти родственницы относились друг к другу с особым вниманием, но им казалось пристойным обмениваться знаками такового. Собственно говоря, старая мадам де Сегиран была по-настоящему занята только собой, но она не гнушалась заниматься и чужими делами, всегда на страже того, что делалось вокруг, вечно поглощенная всевозможными интригами, особенно вроде тех, в которых был замешан мсье де Ла Пэжоди. Поэтому он легко снискал ее благоволение, рассказывая ей все то, что слышал за день об эксских дамах и что сам про них знал примечательного. Мсье де Ла Пэжоди вполне устраивало, что признания обеспечивают ему содействие этого опасного языка, что он поет ему хвалы столь же пронзительно, сколь громогласно их возносит, со своей стороны, мощная гортань маркиза де Турва и что оба они вторят друг другу.
* * *В таком положении была фортуна мсье де Ла Пэжоди, когда мсье де Сегиран застал его сидящим на табурете с флейтой в руках и околдовывающим подагру старой мадам де Сегиран. Мсье де Сегирану были свойственны известная серьезность и важность, которые, в соединении с меланхолией, порожденной в нем смертью жены, должны были бы несколько отдалять его от мсье де Ла Пэжоди; но этого не случилось, и мсье де Сегиран скоро освоился с присутствием в доме своей матери этого молодого человека с быстрыми и сверкающими глазами, оживленной физиономией, гибким и сильным телом, никогда не расстававшегося со своим веселым настроением. Но хотя мсье де Сегиран и относился к мсье де Ла Пэжоди с искренним восхищением, как к искусному флейтисту, и с видимым уважением, как к человеку, знававшему его тетку, маркизу де Бериси, его тем не менее не могли не изумлять и не озадачивать историйки, которые рассказывал старой мадам де Сегиран этот смелый и не воздержанный на язык человек. И до своей женитьбы, и потом мсье де Сегиран всегда очень уединенно жил в Кармейране и не подозревал, что в каких-нибудь полутора лье от его жилища собралось столько людей всякого возраста и состояния, главным занятием которых было предаваться любви и говорить о ней. Этим открытием мсье де Сегиран был несколько удивлен, равно как и тем, что его мать все еще проявляет к подобным вопросам такой живой и пытливый интерес. Мадам де Сегиран, действительно, ежедневно выслушивала отчет о положении дел во владениях Амура из уст маленького Ла Пэжоди, который знал таковое назубок. В итоге этих бесед наивный мсье де Сегиран убеждался в том, что весь город кишит любовными интригами. Мсье де Ла Пэжоди сообщал об их непрестанных видоизменениях, каковым, впрочем, он и сам немало содействовал и о каковых всегда был осведомлен раньше всех. Он представлял о них доклад мадам де Сегиран, уснащая его множеством забавных и непристойных подробностей. Мсье де Сегиран выслушивал эту литанию с серьезным видом, а иногда и с некоторым смущением и самоосуждением, если замечал, что находит в этом известное удовольствие и относится к этому не без любопытства, каковые он внутренне умерял размышлениями, из которых вытекало, что нравы века, если присмотреться к их интимной и тайной стороне, нехороши. Эти рассуждения еще усугубляли в нем чувство уважения к его покойной жене Маргарите д'Эскандо, которая в своем супружеском целомудрии была так не похожа на легкомысленных дам, чьи проказы и похождения смеясь излагал мсье де Ла Пэжоди.
