Барбара Хазард - Укрощенная Элиза
Граф встал, убрал хлеб и мясо. Элиза наблюдала за его действиями, думая, почему она так волнуется. Он помыл тарелки в тазу с горячей водой и убрал их на полку. Затем, набрав горячей воды, он задул лампу, взял свечу и сказал:
– Хватит заниматься пустой болтовней. Пора в постель.
5
Элиза вскочила и тоже зажгла свечу, потому что не удивилась бы, если бы он просто вышел и оставил ее в темноте. Все-таки она подождала, пока за ним захлопнулась дверь на втором этаже. Потом набрала для себя тоже горячей воды, взяла свечу и, забрав свои вещи, пошла наверх.
Она обрадовалась, увидев, что камин в ее комнате хоть и очень слабо, но все же горит. Элиза подбросила еще угля. Она подула изо всех сил, но это не имело никакого эффекта. Тогда она произнесла короткую молитву, чтобы новый уголь загорелся в течение ночи.
В комнате по-прежнему было холодно. Элиза открыла чемодан, чтобы достать оттуда теплое белье. И только тогда она поняла, что не сможет раздеться без посторонней помощи. Зеленое муслиновое платье было плотно натянуто под грудью по последней французской моде. При попытке расстегнуть его, могли отлететь все крючки. Она, конечно, старалась дотянуться до них рукой, изгибаясь и так и эдак. Ничего не получалось. Хоть ложись спать в этом платье!
Затем она вспомнила про лорда Даррина, чья спальня находилась рядом. Осмелюсь ли я, думала Элиза. Но, конечно, ничего другого не оставалось. Если Элиза хотела и дальше носить зеленое муслиновое платье в Даррин-Кастл, надо было обратиться за помощью к графу.
Решив долго не задерживаться мыслями на этой проблеме, Элиза гордо подняла голову и открыла дверь. Это была простая просьба, говорила себе Элиза. И причина вполне понятная – отсутствие служанки. Конечно, он не подумает ничего такого.
Она подняла высоко свечу и увидела несколько дверей. Какая же комната ею? Двери были плотно закрыты, и ни под одной из них не было полоски света.
Элиза вздохнула и позвала:
– Милорд! Пожалуйста, милорд! Казалось, прошла вечность, прежде чем в конце коридора открылась дверь и граф приблизился со свечой в руке. Он успел снять с себя толстую жилетку, и его кашемировая рубашка была расстегнута почти до пояса. Отводя взгляд от его широкой груди, Элиза посмотрела ему в лицо.
– Что еще случилось? – спросил он недовольно.
– Я не могу сама снять это платье, – сказала она и, заметив насмешливую улыбку в его глазах, продолжала: – Может, вы будете так добры и расстегнете крючки. Видите ли, они сзади, и мне до них никак не дотянуться. Обычно это делает моя служанка, но поскольку ее здесь нет, то я должна просить об этом вас. Прошу прощения, что я вам надоедаю, но тут никого больше нет, и…
Она сообразила, что говорит слишком много, и сразу замолчала. Дальше просто стоять было неловко, и она повернулась к нему спиной.
– Прошу вас, милорд! – Она посмотрела через плечо, наклонив голову.
Элиза не испытывала такого смущения с тех пор, как была юной девушкой. И она молилась, чтобы граф не заметил, как пылает, должно быть, ее кожа.
Он поставил свечу на перила. Элиза вздрогнула от прикосновения его пальцев, хотя они были удивительно теплыми. Он очень долго, один за другим расстегивал маленькие крючки. Когда платье со спины упало вниз, Элиза прижала лиф впереди свободной рукой.
Граф что-то пробормотал, ища почти невидимые крючки. Элиза чувствовала его теплое дыхание на своей голой спине, ощущала запах его лосьона. Почему он медлит? Они были слишком близко, ситуация была чересчур интимной. И хотя он касался ее кожи только пальцами, Элиза думала о его теле, сильном и мужественном.
Наконец он отошел от нее и взял свечу.
– Спасибо, милорд, – сказала Элиза, не поворачивая головы. – Я вам очень благодарна.
Она пошла к своей комнате, а он прорычал:
– Я надеюсь, у вас есть какое-нибудь другое платье, не столь дурацкое! Потому что я вам не служанка и не собираюсь ею быть. Не видел ничего глупее в своей жизни, чем платье, которое нельзя ни снять, ни надеть без посторонней помощи. Уж эти мне лондонские модницы! Хм!
Вся ее признательность за оказанную помощь испарилась в одну секунду, и Элиза хлопнула дверью у него перед носом.
Но, раздеваясь, она не могла не думать о графе. Интересно, он любовался ее обнаженным телом, пока расстегивал крючки? Правда, он ничем не выдал своих чувств, а его слова вряд ли можно назвать любезными.
Он был странный, этот лорд Даррин. И не только из-за резких манер, но, по крайней мере, он не дамский угодник. И она тут же задумалась, а почему она, собственно, так в этом уверена. Только потому, что у него нет жены и ему уже за тридцать?
Она размышляла над этим, ложась в кровать и укрываясь одеялом. Все мысли о графе тут же улетучились от соприкосновения с ледяными простынями. Она вспомнила, как ее служанка согревала постель утюгом каждую ночь, и даже застонала. Элиза никак не могла лечь поудобнее. Она вытянула ноги, и они вылезли из-под одеяла, а когда она хотела поправить одеяло, оно упало на пол. Элиза вскочила, постелила получше и сверху набросила свою меховую накидку.
Она могла бы поклясться, что не сомкнула глаз всю ночь. А проснулась она от громкого стука в дверь. Граф Даррин крикнул, что пора вставать, и, не ожидая ответа, протопал вниз по лестнице.
Элиза быстро выскочила из постели, в которой она провела самую ужасную ночь в своей жизни. И дело было не только в предательски соскальзывающих одеялах, в странных кочках, холодной и одновременно душной комнате. Нет, Элизу мучил всю ночь жуткий звук – это царапала ветка по стеклу. Выл ветер, во всем доме раздавались какие-то таинственные шорохи. Элиза чуть не кричала от страха, уверенная, что ее убьет маньяк, крадущийся по лестнице.
Она увидела, что камин совсем погас, и поспешила одеться. Бросившись к окну, она отодвинула шторы, надеясь на ясный и солнечный день. Но за окном по-прежнему мела метель и стояла кромешная тьма.
Умывшись и почистив зубы холодной водой, Элиза почувствовала себя намного лучше. Она открыла чемодан и нашла синее шерстяное платье, которое сшила ей миссис Фостер. Элиза ухмыльнулась, поняв, что это платье вряд ли будет сидеть как влитое. А значит, не надо звать никого на помощь, чтобы застегивать и расстегивать крючки.
Но все равно ей пришлось изрядно повозиться. Затем она достала толстые носки и теплые грубые ботинки. Тогда ей не нужно будет обувать огромные некрасивые калоши. И надо не забыть положить потом носки на ночь в постель, а то они такие ледяные, что, даже надев их, она до сих пор дрожит от холода.
Она нашла свою расческу. Без Мэннерс все равно не удастся сделать роскошные кудри, но это было неважно. Здесь это не имеет значения, решила она. И обнаружила, что в комнате нет зеркала. У нее имелось маленькое зеркальце в крышке ее шкатулки, но в нем Элиза не могла увидеть, какая прическа у нее получилась.
