Виктория Холт - Голос призрака
— Мы действуем только тогда, — продолжал он, — когда события непосредственно задевают нас самих. Революционеры, разрешив французскую монархию, теперь стремятся ввергнуть и другие народы в такую же катастрофу.
Успех французского переворота был подготовлен смутьянами. Вот настоящие зачинщики, — те, кто разъясняли народу, как плохо на самом деле с ним обращаться, кто подчеркивали разницу между аристократами и простолюдинами и кто, когда не было поводов для недовольства, их создавали! Теперь они появятся и у нас. Собака, лишившаяся хвоста, не выносит тех псов, у которых он есть. Смутьяны появятся и здесь. Это — одно. Могут сказать и другое: в Лондоне и даже в Шотландии организуются тайные общества. Их цель — осуществить в этой стране то, чему они так успешно способствовали во Франции.
— Сохрани Боже! — воскликнула матушка.
— Аминь, милая Лотти! — ответил Дикон. — Мы не можем допустить здесь такое. Те из нас, кто хорошо осведомлен о положении дел, сделают все возможное, чтобы это предотвратить.
— Думаете, что сумеете? — бросил Шарло.
— Да, думаю. Во-первых, мы имеем ясное представление о происходящем…
— Во Франции тоже были люди, сознававшие положение, — заметила матушка.
Дикон презрительно хмыкнул:
— И вмешались в дела американских колонистов, вместо того чтобы вычистить собственные конюшни. Может быть, теперь они поняли все безрассудство своего образа действия, теперь, когда эти глупцы, которые вопили о свободе и о возвеличении угнетенных, видят, чем их отблагодарили эти угнетенные гильотиной!
— Но Арман, по крайней мере, пытался что-то сделать, — настаивала мать. — Он образовал группу истинных патриотов, которые боролись за справедливость.
О, я знаю, ты считал его неспособным…
— Дикон считает, что все, что делается не в Англии, делается неумело, — сказал Шарло.
Дикон засмеялся:
— Если б я мог так считать! Хотел бы я, чтобы моя страна во всем поступала мудро; но должен признаться, мой юный месье де Турвиль, что это не всегда так. Однако кажется, мы все-таки несколько более осторожны, а? Самую чуточку более склонны не поступать необдуманно; не приходить в ажиотаж насчет идей, которые, в конечном итоге, не сулят ничего хорошего. Остановимся на этом в нашем споре!
— Полагаю, — сказал Дэвид, — это было бы самое разумное.
Дикон со смехом кивнул сыну.
— Я предвижу тяжелые времена, — продолжал он, — и не только для Франции. Австрия едва ли сможет остаться в стороне, если их эрцгерцогиня отправится вслед за супругом на гильотину.
— Вы думаете, Марию-Антуанетту тоже убьют? — спросила я.
— Без сомнения, моя дорогая Клодина. На ее казнь сбежится еще больше зевак, чем их было при казни бедного Людовика. Они всегда и во всем винили ее, бедное дитя… она ведь была сущим ребенком, когда прибыла во Францию: хорошенькая бабочка, которая хотела порхать в лучах солнца и делала это очаровательно. Но потом она выросла. Бабочка превратилась в женщину с характером. А французам больше нравилась бабочка. К тому же она австриячка, — он с усмешкой взглянул на Шарло. — Вы знаете, как французы ненавидят иностранцев.
— На королеву много клеветали, — сказал Шарло.
— Да, это так. На кого не клеветали в это жестокое время? Франция будет воевать с Пруссией и Австрией. Голландия тоже, скорее всего.
Мы и оглянуться не успеем, как втянут и нас.
— Ужасно! — воскликнула матушка. — Я ненавижу войну. Она никому не приносит добра.
— Конечно, Лотти права, — сказал Дикон, — но бывают времена, когда даже такие миротворцы, как мистер Питт, видят ее необходимость.
Он взглянул на матушку и сказал, благодушно улыбаясь мне:
— Мы должны успеть вернуться к дню рождения Клодины.
Ничто — ни война, ни слухи о войне, ни революция — совершенные или еще только задуманные, — ничто не должно помешать нам отметить совершеннолетие Клодины.
Мои родители и Джонатан отсутствовали большую часть следующей недели. Шарло ходил как в воду опущенный. Часто можно было видеть его и Луи-Шарля углубленными в серьезный разговор. Вся атмосфера нашего дома изменилась. Смерть французского короля, казалось, открыла свежие раны и заставила острее почувствовать то состояние тревоги и страха, которое царило на той стороне Ла-Манша.
Мы с Дэвидом съездили на раскопки древнеримской виллы, и я заразилась его энтузиазмом. Он рассказал мне о Геркулануме, открытом еще в начале столетия, и о вскоре найденных Помпеях — эти античные города были погублены извержением Везувия.
— Мне страшно хочется увидеть их своими глазами, — говорил Дэвид. Где, как не там, можно ясно представить себе, как жили люди почти две тысячи лет назад. Может быть, в один прекрасный день мы сможем побывать там вдвоем…
Я знала, что он имеет в виду. Когда мы поженимся. Возможно, во время нашего медового месяца. Звучало это очень заманчиво. Но тут же мне пришли на ум Венеция и гондольер, сладким тенором распевающий во мраке ночи серенады.
Естественно, мы много говорили о революции во Франции. Мы никогда не могли полностью отвлечься от этой темы. Дэвид обнаружил большую осведомленность, гораздо большую, чем можно было предположить по разговорам за обеденным столом, где, само собой, верховенствовал Дикон и Джонатан также старался не ударить лицом в грязь Я сопровождала Дэвида в его поездках по мнению. Здесь проявлялась еще одна грань его натуры. В нем чувствовалась деловая складка; при этом он стремился сделать все, что было в его силах, для улучшения жизни арендаторов и других работников, живших в усадьбе. Он успешно решал хозяйственные вопросы, действуя умело, спокойно, без лишней суеты, и я снова убедилась, с каким глубоким уважением к нему относились люди. Это было мне чрезвычайно приятно.
Я стала подумывать, что с ним моя жизнь могла бы быть очень счастливой, но я думала так потому, что рядом не было Джонатана…
Он и матушка с отчимом вернулись за два дня до праздника. Я знала, что моя мать ни за что не допустит, чтобы он сорвался.
Итак, великий день настал. Молли Блэккет пожелала присутствовать при моем одевании:
— Просто на тот случай, если что-то будет не так. Здесь подметать, там подвернуть… Никогда не знаешь, что потребуется.
Я сказала:
— Вы — настоящая художница, Молли!
Она порозовела от удовольствия.
Гости начали прибывать далеко за полдень, потому что некоторым из них пришлось проделать не близкий путь. Семейство Петтигрю, чье поместье лежало в тридцати милях от Эверсли, собиралось у нас заночевать. Они довольно часто нас навещали, и у меня создалось впечатление, что лорд Петтигрю был деловым партнером Дикона. Возможно, по банковским делам или в каком-то из других его предприятий. Леди Петтигрю была одной из тех властных женщин, которые зорко наблюдают за всем, что делается вокруг, и во все вмешиваются. Мне казалось, что она усердно подыскивает жениха для своей дочери Миллисент. Миллисент была довольно богатой наследницей, и, подобно большинству родителей невест с солидным приданым, леди Петтигрю была озабочена тем, чтобы будущий жених стоил не меньше в финансовом отношении. Я рисовала себе картину, как пухленькая Миллисент сидит в чашке весов, а в другой — ее будущий супруг, а леди Петтигрю взвешивает их, следя своим орлиным взором, чтобы стрелка весов качнулась в пользу Миллисент…
