Пенелопа Уильямсон - Под голубой луной
– О Боже, мисс! Вы только посмотрите, что мы натворили.
Джессалин, давясь от смеха, повернулась к ней… и увидела его.
Младший Трелони стоял около загона для овец. Он не смеялся, даже не улыбался. Джессалин даже усомнилась, способен ли он на это. Облокотившись на деревянный столб, со скрещенными на груди руками и надвинутой на один глаз касторовой шляпе, Трелони невозмутимо наблюдал за происходящим. На этот раз, для разнообразия, он был полностью одет.
На какое-то мгновение Джессалин показалось, что она там, на пляже, на берегу дышащего моря. Она снова ощутила на себе ласкающий взгляд темных глаз и шероховатость большого пальца, гладящего ее подбородок. Почувствовала, что краснеет, и поспешно повернулась к нему спиной.
Бекка тем временем продолжала:
– Вот ужас-то, мисс Джессалин! Мы с вами снова натворили дел. Ох, что миледи-то скажет! – На секунду прервав свой монолог, она театральным жестом прижала руку к груди. – О-ох, у меня опять сердцеубиение начинается.
Джессалин чувствовала на себе его взгляд, и ее румянец становился все ярче и ярче.
– Мы ни при чем. Если кто-то и виноват, так тот придурок со свиньями. Послушай, бабушка дала нам целый фунт. Куплю-ка себе новую шляпку. – С этими словами она отбросила с глаз Бекки растрепавшуюся прядь – та всегда зачесывала волосы на щеки, чтобы скрыть шрам. – А тебе купим новую ленту.
Лицо Бекки осветилось благодарной улыбкой.
– Ой, как чудесно, мисс!
И они быстрым шагом пошли дальше по ярмарке. Пензанс был портовым городом и служил торговым центром для всей округи. В базарный день песчаные холмы вокруг гавани были усеяны десятками прилавков, лотков и палаток. Здесь продавали все – от шнурков до сковородок.
Джессалин и Бекка спустились по извилистой тропинке, сквозь утрамбованный множеством ног песок которой упрямо пробивалась жесткая трава. Отовсюду неслись радостные возгласы, пьяный смех, зазывные крики, скрежет точильного камня, блеяние овец, поросячий визг и мычание коров. Пейзанские ярмарки славились петушиными боями, соревнованиями борцов и прочими не менее увлекательными зрелищами. Эль и джин рекой лились в харчевнях, именно там просиживало часы все местное мужское население.
Девушки остановились перед палаткой с безделушками. Бекка никак не могла решить, какую из лент выбрать – ярко-красную, канареечно-желтую или ядовито-зеленую. Наконец она все-таки отдала предпочтение желтой – этот цвет, мол, будет успокаивать бедные, усталые глаза.
Следующая палатка разнообразием не баловала. Там торговали только поношенной обувью. Джессалин сразу заприметила пару светло-коричневых из телячьей кожи ботинок со шнуровкой. Они, конечно, были немного стоптаны, но нравились ей куда больше, чем новая черная пара, которая была на ней сейчас и немилосердно натирала пятки. Два дня назад Майор каким-то чудом выгодно продал эсквайру Бэббиджу пятилетнюю верховую лошадь. Благодаря этой нежданной-негаданной удаче в Энд-коттедже временно царило изобилие и Джессалин удалось приобуться.
Лента для Бекки стоила полпенни, и оставшиеся деньги буквально жгли Джессалин руки. Склонность к расточительству тоже относилась к фамильным особенностям, и бабушка всегда говорила об этом скорее с гордостью, чем с сожалением. Истинные Летти полагали, что деньги существуют исключительно для того, чтобы их тратить. А лучше всего – делать ставки на ипподроме.
К обувной лавке притулился лоток торговца пряностями. Джессалин не могла не остановиться и не принюхаться к восхитительным ароматам корицы, гвоздики, имбиря. Пряные запахи всегда пробуждали в ней тягу к неизведанному, запретному – очень приятное, щекочущее нервы ощущение.
Внезапно из стоявшего рядом пивного ларька донесся хриплый хохот. Повернувшись в ту сторону, Джессалин увидела смуглый, резко очерченный профиль. Опять этот Трелони. Спрятавшись в тень дивно пахнувшей палатки, она решила понаблюдать за ним.
В приталенном сюртуке с позолоченными пуговицами и узких бежевых панталонах он выглядел очень элегантно. Однако даже самая изысканная одежда не могла замаскировать какой-то потаенной необузданности, что сквозила в его облике. Поставив ногу в высоком сапоге на скамью, он пил портер, болтая с кучкой довольно грубого вида мужчин. Один из них ему что-то сказал, и Трелони, запрокинув голову, громко рассмеялся. Солнечный луч сквозь открытую дверь пивнушки осветил загорелую, мускулистую шею. Джессалин невольно задумалась, знает ли он, с кем разговаривает.
Ибо его собеседниками были таможенники из береговой охраны, и, следовательно, их в Корнуолле терпеть не могли. Их ненавидели даже больше, чем католиков. И эта ненависть автоматически переносилась на любого, кто хотя бы вступал с ними в разговор. И это было совсем неудивительно – все в графстве, от пекаря до викария, хотя бы изредка подрабатывали контрабандой, переправляя из Франции не облагаемые налогом бренди, шелк и соль. Человека, рискнувшего появиться в пивной в обществе таможенников, вполне могли ближайшей темной ночью обнаружить в придорожной канаве с киркой в спине.
Но уж на этот раз Джессалин не имела ни малейшего намерения предупреждать его. Пусть хоть с сатаной болтает, если ему так хочется.
Не успела она об этом подумать, как Трелони обернулся, и их глаза встретились. Его взгляд был как бы затуманенным и ленивым, но Джессалин сразу поняла, что он все знает. Знает, что она уже несколько минут, как полная дура, стоит здесь, уставившись на него. Вспыхнув от стыда, девушка резко развернулась и едва не налетела на торговца пирогами.
– Эй! Вы что, не смотрите, куда идете? Вы чуть не вывалили мои пироги в грязь! – возмутился тот, с трудом выравнивая поднос, на котором горой возвышались всевозможные печенья и сласти.
– Нет, вы только послушайте! – вмешалась Бекка, вдруг снова оказавшаяся рядом с Джессалин и моментально вставшая на ее защиту. Она размахивала кулаком перед самым носом злополучного торговца. – Пироги в грязи, как же! Да эта грязь на вкус получше твоих пирогов будет!
Джессалин чувствовала на себе взгляд Трелони. Правда, начавшийся скандал привлекал не только его внимание – вокруг начали собираться зеваки.
– Я возьму пирожок, – сказала она, протягивая торговцу пенни. – С джемом, если можно.
Торговец, сменив гнев на милость, прекратил свои громогласные жалобы. Выбрав пирожок с айвовым джемом, он завернул его в бумагу и протянул Джессалин, и та поспешила увести не на шутку разошедшуюся Бекку подальше от пивной палатки.
Наконец они остановились у посыпанного песком ринга для петушиных боев. Вокруг толпились смеющиеся и возбужденные зрители. Люди размахивали банкнотами п звенели в пригоршнях монетами. В воздухе как-то особенно неприятно пахло потом, жарким дыханием и медными деньгами.
