Кинли МакГрегор - Летний Рыцарь
– Что мы тут будем делать? – спросила она, обходя небольшую россыпь камней.
– Ничего. Я просто хотел посидеть и посмотреть на тебя, чтобы никто нам не мешал.
Кенна нахмурилась от его слов.
– А зачем тебе это?
– Потому что каждую ночь в течение года я видел во сне твое лицо. Когда я в следующий раз уеду, я хочу быть уверенным, что не забуду ни одной детали.
Он сел и усадил ее рядом с собой на мох.
Кенна молчала, наблюдая за ним. Он откинулся назад, прислонившись спиной к валуну и не отрывая от нее глаз.
Пристальность его ледяного синего взгляда нервировала ее. Она не знала, что ему сказать.
Как странно. У нее всегда находились слова для писем ему. Но письма были безопасны.
Ничего безопасного в сидевшем рядом с ней мужчине не было.
Он действительно был опасен. Она чувствовала это. Этот человек один на один сражался с врагами. Ради других подвергал свою угрозе свою жизнь бессчетное количество раз.
– Эдвард всегда рассказывал мне истории о том, как ты помогал…
– Тсс, – сказал он, прижимая кончик пальца к ее губам. – Я не хочу вспоминать прошлое. Время, проведенное в Утремере, лучше забыть как кошмарный сон.
Она кивнула. Ужасы их тюремного заключения преследовали ее брата до самой смерти. Вернувшись домой, он не мог находиться в темноте. Они платили слугам, чтобы те бодрствовали всю ночь, поддерживая до рассвета горящий огонь и свечи. Эдвард лично приобрел десятки кошек, чтобы быть уверенным, что в их доме нет ни одного грызуна.
В первый год после возвращения Эдвард был словно помешанным. Перепуганным и нервным. Он кричал без видимых причин, сидел часами, обхватив колени и бесконечно раскачиваясь.
Все боялись за рассудок Эдварда, пока не приехал незнакомец. И поныне она не знала его имени. Он оставался с Эдвардом в течение нескольких месяцев, пока тот не стал вновь вести себя как человек, а не как животное, ожидающее побоев.
Когда тот человек уехал, он передал Эдварду тот значок, что она вернула Страйдеру в Нормандии, – символ Братства Меча, группы людей, чьи узы были крепче кровных. Это было братство скорби и горя. Невообразимой муки и боли.
И вот перед ней Саймон. Побывавший в самом пекле событий и все же, как ей казалось, каким-то образом переживший их целым и невредимым.
Она восхищалась его силой.
– Что ты станешь делать после турнира? – спросила она.
– Страйдер хочет на какое-то время вернуться в Нормандию.
Ее желудок сжался при мысли, что он опять будет так далеко от нее.
– Ты поедешь с ним?
– Я еще не решил. А ты?
Она вздохнула, обдумывая вопрос.
– Я вернусь домой. Ангел прислала весточку, что есть еще один шотландец, которому требуется на время место для отдыха перед возвращением к своей семье. Я должна быть там, чтобы принять его должным образом.
Саймон кивнул.
Ангел была единственной женщиной, попавшей в их компанию в Утремере. Только Саймон и остальные четыре члена Квинфортис знали, что Ангел – женщина. Все пятеро тщательно оберегали ее от врагов.
Он был благодарен Кенне за то, что она продолжила исполнять клятву своего брата, давая приют и защиту тем, кто пережил ужасы сарацинской тюрьмы.
Кенна была хорошей женщиной, и всю оставшуюся жизнь он будет стремиться к ней.
Как же он хотел, чтобы все было по-другому.
Саймон молча сидел и смотрел, как ветер играл с завитками ее коричневых волос, как ее длинные, изящные пальцы играли с отделкой платья.
Его заворожили эти руки. Ладони, которые он хотел почувствовать на своей коже. Пальцы, которые он хотел ощутить на вкус и ласкать…
В первый раз в жизни он не знал, как вести себя с женщиной. Он был так неуверен в себе. Так боялся сказать что-нибудь не то, от чего она попросит его уйти.
Он увидел, как она сорвала травинку и, зажав ее в ладонях, тихонько свистнула.
– Что ты делаешь, моя леди?
Она улыбнулась и снова дунула.
– Я вызываю лесной народец.
– Зачем?
– Чтобы они вернули тебе твой серебряный язык, который так искусно меня покорил. Ты какой-то застывший сейчас, а я не хочу, чтобы ты был напряженным.
Он поперхнулся от выбранных ею слов. Она и не подозревала, насколько он напряжен.
Она бросила травинку.
– Что мне сделать, чтобы ты расслабился?
«Ляг со мной и позволь мне коснуться губами каждого дюйма твоего тела...»
Он прочистил горло при этой распутной мысли.
– Так что? – поторопила она.
Он хотел солгать ей, но не смог. Он никогда намеренно ей не лгал. Они всегда были честны друг с другом в чувствах, и он не желал это менять.
– Я не смею сказать.
– Почему?
С участившимся дыханием он взглянул в ее янтарные глаза:
– То, что я хочу от тебя, моя леди, абсолютно неприлично и непристойно, и выскажи я эти мысли вслух, боюсь, ты сбежишь от меня.
Она слегка нахмурилась:
– А почему эти мысли неприличные?
Приготовившись к ее неприятию, Саймон сказал ей правду.
– Я хочу попробовать тебя, Кенна, и не только твои губы. Я хочу познать каждый дюйм твоего тела. Не было ни одной ночи за прошедший год, когда я не хотел бы ощутить твое прикосновение. Твое тело.
Кенна поежилась от его дерзких слов. Может, она и была девственницей, но хорошо понимала, о чем именно он ее просит. Что еще более важно, она представляла себе явные и скрытые последствия желания.
Ее мать однажды рассказала ей, как ценна женская девственность.
Если ее потеряешь, то уже не восстановишь.
Мужчины по всему миру утверждали, что это право принадлежит только мужу, но ее мать была другого мнения на этот счет.
«Береги ее для мужчины, которого полюбишь всем сердцем. Если Господь пожелает, он станет твоим мужем. Но, в конечном счете, все женщины должны познать любовь, когда впервые впускают мужчину в свое тело. Это самый ценный дар, который женщина может дать мужчине».
Кенна слишком хорошо знала свое положение. Она была кузиной короля, что давало ей прямую связь с троном Шотландии. Любви в ее браке не было места. Политика и выгода – это все, что имело значение. Поэтому Страйдер стал бы идеальным кандидатом.
Но Саймон…
Ее кузен никогда не одобрит такой брак. Она знала это. Но другой мужчина не был нужен ей.
Она хотела своего поэтичного рыцаря. Если уж она вынуждена вступить в брак по договору, то пусть у нее будет один день любви. Единственный момент, который она проведет с мужчиной, заставившим ее ощутить себя женщиной.
В этот единственный раз в своей жизни она не желала быть леди, скованной обязательствами. Она хотела чего-нибудь для себя.
