К. У. Гортнер - Откровения Екатерины Медичи
Я подалась вперед. У Гаспара де Колиньи были густые, темные, с золотистым отливом волосы и ясные голубые глаза, от худощавого лица веяло меланхолией. Вероятно, он был по крови миланец, привлекательный, но отстраненный, как свойственно миланским аристократам. Я бы дала ему двадцать с небольшим, однако оказалось, что он едва достиг шестнадцатилетия.
— Для меня это большая честь, — негромко проговорил он. — Надеюсь, ваше высочество, вы будете здесь счастливы.
— Благодарю, сударь. — Я ответила ему робкой улыбкой.
Колиньи помедлил, глядя мне в глаза. Я ожидала еще каких-то слов, но он лишь снова поклонился и вместе с братьями вернулся к столу, а мне осталось лишь проводить его взглядом, словно с ним уходило нечто бесконечно дорогое, чего я, возможно, уже никогда не обрету.
— У Гаспара недавно умер отец. — Король Франциск вздохнул. — Вот почему он носит белое, во Франции это цвет траура. Мадам Колиньи скончалась много лет назад, и теперь, после смерти отца, Гаспар сделался главой семьи. Коннетабль в нем души не чает. — Он искоса поглядел на меня. — Надобно сказать, тебе повезло с друзьями. Монморанси один из самых преданных моих слуг, и род их весьма древний. То же относится и к его племянникам, а при дворе, малышка, происхождение решает все.
Стало быть, Гаспар Колиньи — сирота, как и я сама? Быть может, поэтому я с первой минуты ощутила, что он мне так близок?
Приветствия продолжились, аристократы толпой двинулись ко мне, расталкивая друг друга в стремлении показать королю, что они жаждут выразить почтение его новой невестке. После двадцатой перемены блюд и четырех десятков новых знакомств я оставила всякие попытки запомнить имена и титулы и мысленно возликовала, когда король поднялся и объявил, что я, по всей вероятности, устала. И повел меня с помоста на другой, напротив нашего, где весь вечер в каменном молчании восседала королева Элеонора.
Мне было жаль ее. Подобно мне, Элеонора в свое время стала жертвой династического брака и явно не пожелала пускать корни в чужую почву. Я слышала, что для испанцев это в порядке вещей — они весьма ревностно хранят память о своем происхождении, — но понимала, что мне не следует брать пример с Элеоноры. Во что бы то ни стало я должна здесь прижиться, сделаться своей при здешнем дворе. К добру ли, к худу ли, но теперь мой дом тут. Проходя мимо коннетабля, я украдкой глянула на его старшего племянника. Гаспар наклонил голову, и я тщетно искала случая встретиться с ним взглядом.
Пажи, одетые в белые и голубые цвета рода Валуа, распахнули дверь. Король Франциск оставил меня на попечение моих фрейлин; не обменявшись с ними ни единым словом, я позволила снять с себя пышный наряд и, встретившись с понимающим взглядом Лукреции, улеглась в незнакомую кровать.
Оставшись в одиночестве, я лежала без сна и думала о том, что тетушка Кларисса ошибалась.
Пока не похоже, что меня ждет великое будущее.
Глава 6
Проснувшись поутру, я обнаружила, что вокруг кровати собрались все мои фрейлины. Всю минувшую неделю мне не удавалось как следует выспаться, а потому я решительно засунула голову под подушки.
— Госпожа, тебя ожидают его величество и двор. — Лукреция, набравшись смелости, потрясла меня за плечо. — Брачная церемония назначена на сегодня.
Я застонала, но тут же замерла и осторожно выглянула из-под подушек. Ноздри щекотал лавандовый аромат из медной ванны, которую мои спутницы приволокли в спальню и наполнили горячей водой; краем глаза я заметила пышные оборки разложенного на столе подвенечного платья.
— Так он приехал?
Анна-Мария печально покачала головой. От унижения к щекам моим прихлынула жаркая волна.
— Что же, — процедила я, — если принца нет, с кем же я тогда должна сегодня венчаться?
— Его величество говорит, если понадобится, он сам заменит жениха.
Анна-Мария залилась слезами. Судя по бессвязным словам, что срывались с ее губ между всхлипами, она полагала меня несчастнейшей принцессой во всем христианском мире.
— Вот уж чего я не думаю! — заявила я, стараясь сохранять хорошую мину при плохой (даже, скорее, ужасной!) игре. — Впрочем, наверняка есть принцессы и посчастливее меня.
С этими словами я предала себя в заботливые руки фрейлин и два часа спустя вышла из спальни, закованная в тяжелый небесно-голубой бархат. Усыпанные бриллиантами зарукавья сомкнулись на моих запястьях, словно кандалы.
Несмотря на невыносимую жару, во внутреннем дворе теснилась изрядная толпа. Я остановилась. Помоги мне, Господи! Я не хочу становиться женой мальчишки, которому не хватило порядочности явиться на собственную свадьбу!
Тут появился король Франциск в сопровождении своей свиты. Он поклонился мне и поднес мою руку к губам, на которых играла сардоническая усмешка.
— Ты, помнится, говорила, что тебе следовало бы сочетаться браком со мной? Что ж, сейчас есть возможность это устроить.
Против воли я улыбнулась. Этот стареющий сатир оставался совершенно непохожим на всех прочих мужчин.
В соборе меня также поджидала толпа: море придворных, аристократов и мелких чиновников превратилось в настоящий океан. Я вышла из кареты, борясь с соблазном поправить пропотевшие складки платья, которые вмялись в ложбинку между ягодицами, и тут же на меня устремились сотни глаз, сверкающих над напудренными щеками, — словно у хищных птиц. Король Франциск повел меня к алтарю; в чрезмерно пышном наряде я напоминала галеон под всеми парусами. Подойдя ближе, я убедилась, что жениха на месте нет.
Рядом со мной встал король. Епископ, судя его по виду, больше всего на свете желал провалиться сквозь землю.
— Ну? — буркнул король Франциск. — Чего же мы ждем? Невеста здесь, вместо жениха буду я. Приступай, не мешкай!
Мне невольно подумалось, не таким ли было его венчание с королевой Элеонорой? Да и как могло быть иначе? Политический брак по самой природе своей не предназначен вдохновлять на сочинение сонетов. Тем не менее на большинстве подобных церемоний супруги хотя бы брали на себя труд самостоятельно произнести брачные клятвы, не передоверяя это другим.
Епископ лихорадочно рылся в требнике, разыскивая подходящую цитату, хотя у него наверняка было вдоволь времени, чтобы подготовить ее заранее. Меня пробирал нервный смех. Вся предстоящая церемония казалась нелепой — дурацким фарсом, замешенным на лжи.
И в этот миг тишину нарушило клацанье шпор по мраморным плитам. Толпа, наполнявшая собор, в едином порыве обернулась. К нам, на ходу срывая и заталкивая за пояс кожаные перчатки, широким шагом направлялся рослый юноша. За ним торопилось несколько неопрятных и растрепанных типов. Король Франциск окаменел. Без всяких подсказок я поняла, что на венчание наконец-то пожаловал жених.
