Майя Родейл - Татуировка герцога
— Если ты не склоняешься к браку, то у меня есть для тебя новости, — сказал Берк, и герцог переключил все внимание на него. — Французское правительство предложило десять тысяч фунтов тому, кто первый достигнет Тимбукту.
Элизу насмешила быстрая смена эмоций на лице герцога — от отвращения при слове «французское» до распахнутых глаз при «Тимбукту».
— И вернется, полагаю? — уточнил Уиклифф.
— Я сам подумываю подготовить экспедицию, — спокойно сказал Берк, но герцог смотрел на него так, будто тот брызнул ядом. Взгляды мужчин скрестились, напряженные, злые.
— Что такое Тимбукту? — спросил Бэзил, и Элиза обрадовалась, что этот болван задал вопрос, на который она тоже хотела знать ответ.
— Это город в Африке, где улицы вымощены золотом, дождь идет алмазами, а все женщины нагие и свободного нрава, — ответил Берк.
— Не слушай его, Бэзил, — возразил герцог. — Этот легендарный город в Африке всего лишь скопище грязных хижин. Но еще ни один европеец не смог до него добраться, и никто из пытавшихся не вернулся.
— До великого Монро Берка, — объявил Монро Берк.
— Или герцога Уиклиффа. Ты знаешь, я всегда намеревался принять этот вызов. И сообщил тебе об этом на обратном пути с Таити. Пространно и подробно, — напряженно сказал Уиклифф.
Элиза заметила, как по лицу Берка промелькнуло раздражение, быстро сменившееся улыбкой.
— Великое соперничество между нами продолжается! — торжественно объявил Берк, пытаясь игнорировать безмолвную ярость герцога. — От Итона до золотых грязных хижин Тимбукту.
Элиза собрала тарелки и отнесла их на кухню, где повариха и служанки шумно обсуждали номер «Лондон уикли». Они читали «Татуированного герцога». Она изо всех сил старалась сдержать лукавую улыбку, но ликование прорвалось наружу. Наконец-то она сделала карьеру.
Глава 9, в которой репутация герцога бежит впереди него
В тот же день вечером
Это название не покидало его весь день, вертясь на языке тремя мелодичными слогами. Тим… бук… ту. Как стихотворение, песня или молитва.
Уиклифф всегда хотел добраться туда, еще когда ребенком слышал о нем разные истории и горел желанием сбежать из заточения в Уиклифф-Хаусе или в школе. Он думал об этом на Таити, об этом он говорил всю дорогу на пути в Англию. Фактически он вернулся только затем, чтобы спланировать и снарядить экспедицию. А теперь французы сулят кое-что еще, кроме славы. Десять тысяч фунтов! Жаль, что нельзя получить их вперед.
Жаль, что и Берк гонится за этими деньгами. Друг называется! Но ведь их дружба всегда основывалась на соперничестве — вечно они соревновались: кто победит в драке, кто больше выпьет и кто сильнее распутничает. Весь мир был сценой, на которой они вели постоянную битву за превосходство. Берк на год оставил его на Таити. Уиклифф однажды на неделю высадил его в лепрозории.
Теперь оба обратили взор к Тимбукту.
Даже после десяти лет, проведенных за границей, тяга к странствиям опять овладела Уиклиффом, едва он ступил с палубы корабля Берка на лондонский причал. Было что-то душное в Англии: дождь, ее история, тень его отца и всех предшествующих герцогов Уиклиффов, которые пили, куролесили, проматывали состояния.
Он не хотел так жить. Как не хотел жить связанным по рукам долгами.
Тимбукту — его главная цель.
Но бальные залы, светские развлечения, оргия богатства, распущенности, сплетен — все эти круги ада он должен пройти по дороге к своему путешествию.
— Надеюсь, на этих сборищах еще подают бренди, — сказал Уиклифф. Целая вечность прошла с тех пор, как он бывал в свете.
— Конечно, — усмехнулся Берк, — иначе никто не ходил бы на них.
Они проталкивались сквозь толпу, сопровождаемые приветственными кивками (Берк) и любопытными взглядами (Уиклифф). Никто не приветствовал его, не сказал, как давно его не было, не спросил о путешествиях. Слишком уж он необычный даже для обыденного общения. Уиклифф хмуро сжал губы.
Уиклифф никогда не задумывался, как странно он, должно быть, выглядит с длинными волосами и серьгой в ухе. Ему пришло в голову, что сейчас, когда он слоняется по бальному залу, все гости, вероятно, пытаются представить его татуировки и, следовательно, воображают его раздетым.
Неудивительно, что все эти барышни и матроны вспыхивают и смущаются, когда он проходит мимо. С этим уже ничего не поделать, усмехнулся он.
Потягивая бренди, Уиклифф смаковал воспоминания о том, как объяснял женщинам Таити, что такое лондонский бал. Потом он учил их танцевать вальс на белом песке, прямо у кромки прибоя.
Но теперь бальный зал лорда и леди Каких-То-Там казался ему водами, кишащими акулами.
Они кружили медленно, строго выверенными кругами. Разглядывали его прищуренными глазами, вынюхивали слабые места. Время от времени кто-нибудь наталкивался на него, словно предупреждая.
Одна акула уже однажды попробовала его на зуб, и Уиклифф видел, как теперь она скользит к нему сквозь толпу. Гости расступались, расчищая дорогу пожирательнице мужчин к ее жертве.
В огнях свечей ее волосы сверкали золотом. Золотые, как Тимбукту. Он хорошо это помнил.
Пурпурные губки недовольно надуты, Уиклифф сразу это отметил. Когда-то этот рот то молил его о прикосновении, то изрыгал оскорбительные ругательства. Она была вспыльчива. Клубок энергии океанского шторма, затянутый в корсет и шелка.
— Леди Алтея Шакли, — протянул он, когда она остановилась перед ним. Ее зеленые глаза горели, щеки вспыхнули. — Сколько лет, сколько зим!
Она улыбнулась, сняла перчатку и голой рукой звучно хлестнула его по щеке.
В бальном зале мгновенно воцарилась тишина.
Леди Шакли круто повернулась и, вскинув голову, пошла прочь под шелест шелковых юбок.
Все сосредоточили внимание на нем. С насмешливой улыбкой Татуированный герцог поднял бокал.
— За Англию! — провозгласил он.
Многим пришлось заставить себя поднять бокалы — ведь Уиклифф по виду и поведению был чужаком, несмотря на титул. Но он герцог, поэтому те, кто хоть чуточку уважал ранги и титулы, не могли отказаться.
В этот миг Уиклифф понял, что не только отстал от моды, но его поведение граничит с предательством. Для человека его положения принять традиции другой культуры означало, что Англия для него не превыше всего. Он предал свою страну, и этого ему не простят.
— За короля! — объявил он, снова поднимая бокал.
Гости последовали его примеру. Самоуверенная улыбка тронула уголки его рта. Как им всем, должно быть, тяжко демонстрировать солидарность с этим изменником-герцогом, у которого длинные волосы, серьга в ухе, татуировка на загорелой груди и который своим присутствием доводит отвергнутых женщин до публичных приступов ярости. Да, он такой.
