Лора Бекитт - Знак фараона
Хетес замер. Что-то подсказывало ему, что он знает этого человека. Прошло не меньше пяти лет... Нет, не может быть!
Его сердце резанула зависть. Презренный мальчишка не сгнил в болотах, он подрос и осмелился явиться в Эффе, да еще в золотом ожерелье, какие носят знатные и состоятельные люди!
Хетес не вытерпел и побежал на берег. Дождался, когда Тамит привяжет лодку и выйдет на сушу, встал перед ним и произнес с неприкрытой враждебностью:
— Откуда ты взялся? Зачем приплыл сюда? Разве тебе позволено появляться в Эффе? И что это за штука у тебя на груди? Откуда ты ее взял? Украл?
— А тебе какое дело?
Тамит подошел ближе, и Хетес с удивлением заметил, что юноша может померяться с ним и ростом, и шириной плеч. Хетес вспомнил, как мальчишка с болот некогда победил его в драке, и на всякий случай отступил на шаг; при этом он пожирал украшение глазами. Даже ребенку известно, что амулеты из золота — самые действенные на свете, поскольку они отпугивают врагов, охраняют жизнь, возвышают человека над остальными смертными. А все потому, что золото — царь металлов и металл богов, затвердевший луч солнца. Плоть бессмертных.
Тамит подумал, что он, пожалуй, зря надел пектораль. Собираясь в путь, юноша решил, что амулет придаст ему уверенности в себе, а оказалось, он привлекал нежелательное внимание таких людей, как этот злой и высокомерный парень.
А еще... еще он надеялся, что, быть может, случайно встретит на пристани Тию и она увидит его в необычном украшении, какие носят те, кто принадлежит к высшему миру.
— Просто я подумал, что ты кого-то ищешь. Хочу предупредить, что, если ты украл эту вещь, тебя могут бросить в тюрьму! — примирительно произнес Хетес.
— Я никого не ищу. Я приехал сюда по делам. И украшение не украл, а нашел, — спокойно проговорил юноша.
— Значит, оно не твое! Ты должен найти хозяина и вернуть ему эту вещь.
— Если найду — верну, — пообещал Тамит и спросил: — Теперь я могу идти?
В тоне юноши сквозила насмешка, и Хетес это почувствовал.
— Если ты надеешься увидеть Тию, дочь писца Анхора, то знай: она давно не живет в Эффе. Два года назад ее отца перевели в другой ном, — с подчеркнутой небрежностью бросил он и внимательно посмотрел на собеседника.
Хетес обрадовался, увидев, как лицо Тамита исказилось от разочарования и боли, а яркие глаза потускнели. Сын лекаря Баты не любил ни дочь писца, ни мальчишку с болот и был рад им насолить.
Тамит понял бессмысленность своей затеи и решил, что зря обманул отца, когда сказал, что поедет в другое место, а сам отправился в Эффе.
Хетес едва сдержал торжествующую улыбку, когда увидел, как глупый простолюдин забирается обратно в лодку и отчаливает от берега. Он бы не стал столь безоглядно доверять чужим словам! Хетес вздохнул с облегчением. Когда он стоял лицом к лицу с Тамитом, ему почудилось, что мальчишка с болот много выше его по рождению, ибо в осанке и взгляде юноши было нечто такое, что не находило объяснения: гордое спокойствие, тень превосходства.
Сын лекаря досадливо тряхнул головой. Виной всему эта сверкающая штука! Вот бы узнать, откуда простолюдин ее взял!
Наступила пора сбора винограда, время, когда Тия всегда чувствовала душевный подъем. Девушке нравились многолюдье и суета во дворе их чинного дома, нравилось расхаживать под сводами виноградных лоз и осторожно срывать тяжелые гроздья, постепенно наполняя ими корзины из пальмовых листьев. Она любила по-приятельски болтать с молодыми служанками, особенно когда этого не видела мать, любила слушать их рассказы и песни.
Небет обычно присматривала за рабынями, которые приносили полные корзины к большому чану, стоявшему в пивоварне, и строго отчитывала тех, кто умудрился раздавить ягоды и потерять драгоценный сок.
Для хозяйской дочери сбор урожая был скорее развлечением, чем работой. Тия предвкушала, как будет любоваться пронизанными солнцем упругими ягодами, игрой солнечных бликов на глянцевых листьях, растирать пальцами восковой налет, наслаждаться ароматом прозрачного липкого сока и думать о том, как неповторима и прекрасна жизнь.
Эте, робкая и тихая подруга детства, приходила помогать; девушки переодевались в простую одежду, повязывали волосы платками, снимали обувь, брали в руки корзины, становились рядом с рабынями и... ощущали себя удивительно счастливыми и свободными. Как правило, в такие дни Анхор пропадал в полях, подсчитывая урожай, — отчего всем дышалось еще привольнее и легче.
Обычно Харуя работала вместе с девушками, весело болтая, как беззаботная девчонка. Но сегодня отцовская наложница выглядела встревоженной, молчаливой. Сначала Тия пыталась ее разговорить, а потом оставила в покое. Возможно, женщина устала от забот с мальчишками? В отличие от спокойного, рассудительного Тимеса сыновья Харуи росли сорванцами и порой приводили свою мать в отчаяние.
Когда корзины были почти полны, Харуя неожиданно остановилась и сдавленно произнесла:
— Что-то я себя неважно чувствую...
Она старалась не смотреть на девушек, однако Тия заметила, что в темно-карих глазах Харуи то вспыхивали, то гасли золотистые точки, лицо покрылось красными пятнами, а грудь вздымалась от частого, неровного дыхания.
— Иди в дом, приляг и отдохни, — участливо произнесла девушка. — Я отнесу твою корзину.
Харуя не стала отказываться, поставила корзину на землю и скрылась за стеной зелени.
— Что это с ней? — несмело спросила Эте.
Тия пожала плечами.
— Возможно, она ждет ребенка?
Девушка заметила, что подруга покраснела. Сама Тия не испытывала неловкости, когда говорила о тайнах пола. Как любая египтянка, она с детства привыкла видеть тела людей в том виде, в каком их создала природа, и наслушалась россказней служанок о таких естественных состояниях, как ежемесячное женское недомогание, беременность и роды.
Девушки неспешно переходили от куста к кусту, болтая о том о сем. Стояла жара, платья пропитались потом, а руки стали липкими от виноградного сока. Они так увлеклись работой, что не заметили, как изумрудно-зеленая листва сделалась темной, а на небе начали загораться звезды. Тия устало распрямила плечи и потянулась всем телом, изогнувшись, как тетива лука. Она собиралась что- то сказать, но в это время раздался пронзительный детский плач.
Навстречу, не чуя под собой ног, несся Айрис, младший сынишка Харуи; он отчаянно тряс окровавленной рукой. Тия бросилась на помощь.
— Что случилось?
— Я поранился!
Вероятно, мальчик решил поиграть с одним из ножей, которыми взрослые обрезали кисти винограда. Царапина была довольно глубокой, и глаза ребенка расширились от страха.