Диана Гэблдон - Чужестранка
Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, строй женщин пришел в движение — они медленно вошли в промежуток между двумя камнями. Предводительница провела их прямо к центру круга, а потом они вслед за ней начали все тем же медленным, «лебединым» шагом кругами обходить хендж.
Предводительница внезапно остановилась и повернула к центру. Здесь она встала, подняв руки и повернув лицо в сторону ближайших к востоку камней. Высоким голосом она произнесла какие-то слова, не слишком громко, но так, чтобы ее слышали все участницы процессии. Туман еще не рассеялся, он отражал звуки, и казалось, что они доносятся отовсюду, идут от самих камней. И не только эхо повторяло слова, но и танцовщицы — потому что участницы процессии теперь затанцевали. Они протянули руки одна к другой, не соприкасаясь пальцами, и двигались по кругу, притопывая и слегка покачиваясь. Но вот круг танцующих разделился на две половины. Семь женщин пошли по часовой стрелке, остальные — в противоположном направлении. Два полукруга, встречаясь, то пересекались, то образовывали целый круг, то снова два полукружия. А предводительница все стояла в центре и выкрикивала полный непонятной печали клич на языке, который давно уже умер.
Они должны были казаться смешными, и, вероятно, так оно и было. Сборище женщин, обернутых в простыни, большинство из них толстые и не слишком подвижные, ходят и ходят кругами по вершине холма. Но от звуков их унылого клича волосы колко поднялись у меня на затылке.
Они остановились, все как одна, двумя полукругами, разделенными дорожкой, и смотрели на солнце. Оно поднялось над горизонтом, и первые лучи, пройдя между двумя восточными камнями, упали на разделившую полукружия дорожку и дальше — на камень на противоположной стороне хенджа.
Танцующие на мгновение замерли в тени по обе стороны от полосы света. Затем миссис Грэхем что-то произнесла все на том же непонятном языке, но уже обычным голосом. Повернулась и пошла по освещенной солнцем дорожке — спина прямая, седые волосы блестят в солнечных лучах. Остальные без единого звука последовали за ней. Одна за другой они прошли сквозь отверстие в главном камне и молча скрылись.
Из своего укрытия в зарослях ольхи мы наблюдали, как женщины переоделись и, теперь уже болтая и пересмеиваясь самым обычным образом, начали спускаться с холма, по-видимому приглашенные на чашечку кофе в дом викария.
— Господи! — Я распрямилась, чтобы избавиться от судорог в ногах и спине. — Ну и зрелище, скажу я вам!
— Восхитительное! — с восторгом воскликнул Фрэнк. — Ни за какие сокровища мира не хотел бы его пропустить!
Он змеей выскользнул из-под кустов, предоставив мне выпутываться самой, пока он на манер ищейки, носом к земле, обследовал зачем-то внутреннюю часть хенджа.
— Что ты там ищешь? — спросила я, с некоторой опаской вступая в круг.
Но день уже наступил, и камни, все еще впечатляющие, утратили значительную часть своей зловещей мрачности.
— Пометки, знаки, — ответил он, ползая по дерну на четвереньках и что-то высматривая. — Каким образом они узнают, где начинать и где останавливаться?
— Неплохой вопрос. Я ничего не вижу, — сказала я, но, опустив глаза, заметила очень интересное растение у основания одного из вертикальных столбов.
Незабудка? Нет, вряд ли; у этих голубых цветков глубоко запрятанные оранжевые серединки. Я потянулась за цветком, но тут Фрэнк, у которого слух был куда острее моего, выпрямился и схватил меня за руку. Он поспешно увлек меня прочь из внутреннего круга буквально за секунду до того, как в него вошла с противоположной стороны одна из утренних плясуний.
То была мисс Грант, маленькая плотная женщина, занятие которой — она торговала пирожными и сладостями в маленьком собственном магазинчике на Хай-стрит — вполне соответствовало пропорциям ее фигуры. Она близоруко осматривалась по сторонам, потом нашарила в кармане очки и водрузила их на нос; обошла весь круг и наконец подняла с земли большую заколку для волос, за которой вернулась в хендж. Прицепила ее к своим густым блестящим волосам, но возвращаться к повседневным делам не спешила. Уселась на валун, вполне по-приятельски оперлась спиной на одного из каменных гигантов и лениво закурила сигарету.
Фрэнк испустил вздох отчаяния.
— Ладно, — сказал он, смиряясь с неизбежным, — нам, пожалуй, лучше уйти. Судя по ее виду, она может просидеть здесь все утро. К тому же я не обнаружил вообще никаких пометок.
— Мы могли бы вернуться сюда попозже, — предложила я: меня очень заинтересовало растение с голубыми цветами.
— Разумеется, — откликнулся Фрэнк.
Но он уже потерял всякое желание изучать хендж как таковой, его занимали только подробности подсмотренной нами церемонии. Он решительно увлек меня к спуску с холма и по дороге настоятельно требовал, чтобы я как можно точнее припомнила произносимые во время ритуала слова и ритмические особенности танца.
— Норвежские, — с удовлетворением пришел он к выводу. — Корни слов древненорвежские, я почти в этом уверен. Но танец… — Он в раздумье покачал головой. — Танец гораздо старше. Скорее всего, это восходит к круговым танцам викингов.
Он строго сдвинул брови, словно я с ним не соглашалась.
— Но это движение по двойным линиям, оно… хм… оно похоже… некоторые изображения на керамике культуры колоколовидных кубков напоминают эти движения, но, с другой стороны… хм…
Фрэнк впал в свойственный ему временами научный транс, то и дело что-то невразумительно бормоча себе под нос. Вышел он из этого состояния только в самом конце спуска, наступив на какой-то предмет. Взмахнул руками, поскользнулся и с криком покатился вниз, в заросли прошлогоднего бурьяна.
Я поспешила за ним, но нашла его уже сидящим среди трепещущих стеблей.
— С тобой все в порядке? — спросила я на всякий случай, хотя было ясно, что он не пострадал.
— Полагаю, что да. — Он с некоторым недоумением отвел со лба темные волосы. — На что это я налетел?
— Вот на что. — Я подняла пустую жестянку из-под сардин, брошенную кем-то. — Одна из опасностей цивилизации.
— А-а. — Фрэнк взял у меня жестянку, заглянул внутрь и швырнул ее через плечо. — Жаль, что она пустая. После нашей экскурсии я чувствую волчий голод. Может, посмотрим, что там положила нам миссис Бэрд в качестве раннего завтрака?
— Можно и так, — согласилась я, приглаживая ему выбившиеся пряди. — А с другой стороны, мы могли бы оставить это на ранний ланч.
И я посмотрела ему прямо в глаза.
— А-а, — повторил он, однако уже совершенно другим тоном.
Медленно-медленно он провел пальцами снизу вверх по моей руке, коснулся шеи и легонько потянул мочку уха.
— Могли бы, — сказал он.
— Если ты не слишком голоден.
Вторая рука обняла меня сзади. Ладонь раскрылась, Фрэнк мягко притянул меня к себе, пальцы его скользили все ниже и ниже. Приоткрыв рот, он прильнул к вырезу моего платья, и я ощутила на груди его теплое дыхание.
Он осторожно уложил меня на траву: пушистые кисти сухих злаков словно парили в воздухе вокруг его головы. Наклонился и поцеловал меня нежно и продолжал целовать, пока расстегивал пуговицы на моем платье, пуговку за пуговкой, с промежутками, во время которых успевал просунуть руку под платье и потрогать отвердевшие соски моих грудей. Так он расстегнул платье от ворота до пояса и произнес еще одно «а-а», и снова по-другому, охрипшим голосом.
— Словно белый бархат, — выговорил он.
Темные волосы опять упали ему на лицо, но он не стал поправлять их. Одним движением большого пальца расстегнул мой бюстгальтер и со знанием дела принялся за мои груди. Потом откинулся назад, взял обе груди в ладони и гладил их сверху вниз и снизу вверх до тех пор, пока я не застонала и не повернулась всем телом к нему. Он прижал свои губы к моим и привлек меня к себе так, что наши бедра соприкоснулись очень тесно. Фрэнк повернул голову и принялся пощипывать губами мое ухо.
Рука его опускалась все ниже и ниже — и вдруг замерла как бы в изумлении. Еще одно движение — и Фрэнк поднял голову, взглянув на меня с усмешкой.
— Ау, что же это значит, почему она такая? — дурашливо, подражая говору деревенского паренька, спросил он. — А вернее, не такая?
— Просто приготовилась, — ответила я с нарочитой строгостью. — Медсестры должны быть готовы к приему пациентов. Так нас учили.
— Честное слово, Клэр, — пробормотал он, запуская руку мне под юбку… вверх по бедру, к мягкому, открытому теплу между ног, — ты самая ужасающе практичная особа из всех, кого я знал.
Фрэнк подошел ко мне сзади, когда я сидела в кресле гостиной с большой раскрытой книгой на коленях.
— Что ты делаешь? — спросил он. Его руки мягко легли мне на плечи.
— Ищу одно растение, — ответила я, закрывая книгу, но заложив пальцем нужную страницу. — Я его видела там, возле камней на хендже. Вот посмотри…
