Джейн Остин - Гордость и предубеждение
Элизабет, обидевшись еще больше, отвечала ему искренне и горячо и, в конце концов, преодолела неверие своего отца и примирила его с мыслью о ее браке – неоднократными заверениями, что мистер Дарси является ее истинным выбором, рассказом о той постепенной перемене, которой подверглось ее отношение к нему, о своей абсолютной уверенности в том, что любовь его не была какой-то однодневной прихотью, а чувством, которое выдержало испытание многомесячной тревожной неуверенностью, а также быстрым перечислением всех его добрых черт.
– Что ж, милая, – сказал отец, когда Элизабет замолчала. – Мне сказать больше нечего. Если это действительно так, тогда он достоин тебя. Из-за человека менее достойного я не захотел бы с тобой расставаться.
И тогда, чтобы дополнить приятное впечатление, Элизабет рассказала ему о том добре, которое мистер Дарси по собственной воле сделал для Лидии. От удивления мистер Беннет оторопел.
– Это просто какой-то вечер чудес! Так, значит, Дарси сделал все: устроил брак, дал денег, выплатил долги Викхема да еще и получил для него воинское звание! Тем лучше. Это сэкономит мне целую гору денег и убережет меня от бесчисленных хлопот. Если бы это были проделки твоего дяди, то я должен был бы ему заплатить и, наконец, заплатил бы; и эти безумно влюбленные молодые люди делают все на свой лад. Если я завтра предложу вернуть ему деньги, то он возмутится и высокопарно будет распространяться о своей любви к тебе и всему делу придет конец.
Затем мистер Беннет вспомнил о том, как смутилась она несколько дней назад, когда он читал ей письмо от мистера Коллинза; и, немного посмеявшись над ней, наконец отпустил ее с такими словами:
– Если придут какие-то молодые люди за Мэри или Китти, то пусть идут ко мне, потому что мне сейчас все равно нечего делать.
У Элизабет как камень с души упал; и, поразмыслив полчаса в покое своей комнаты, она уже более-менее уравновешенная, смогла присоединиться к остальным. Недавние события еще не успели отойти в прошлое, поэтому она не могла в полной мере чувствовать радость, и вечер потихоньку подошел к концу. Бояться чего-то существенного не надо было, и вскоре должен был вернуться комфорт непринужденности и теплоты человеческих отношений. Когда поздно вечером ее мать направилась в свою гардеробную, Элизабет пошла следом и сделала ей важное сообщение. Его следствие было крайне неожиданным, потому что когда миссис Беннет услышала его первый раз, то застыла, не в состоянии произнести ни звука. Прослушав эту новость еще много раз, она все равно не смогла понять смысл услышанного, хотя в целом достаточно неплохо разбиралась в том, что полезно для ее семьи, особенно когда эта польза приобретала очертания кавалера для какой-то из ее дочерей. Наконец она начала приходить в себя, начала возиться в своем кресле, вставать, снова садиться, удивляться и креститься.
– Боже милостивый! Вы только подумайте! Вот так! Мистер Дарси! Кто бы мог подумать?! Неужели это правда? Ой, моя ты Лизанька! Какой богатой и какой уважаемой ты станешь! Сколько карманных денег, сколько драгоценностей, сколько карет ты получишь! Куда там Джейн до тебя! Я так довольна… и так счастлива! Он такой очаровательный!., такой красивый!., такой высокий! Дорогая Лизанька! Дом в Лондоне! Все, что душе угодно! Три замужние дочери! Десять тысяч в год! Боже правый! Я этого просто не вынесу! Я сойду с ума.
Этого было достаточно, чтобы убедиться в ее одобрительном отношении к браку; и Элизабет, радуясь, что эти словоизлияния слышала только она, вскоре ушла. Но не успела она побыть в своей комнате и пяти минут, как к ней вошла мать.
– Мое драгоценное дитя! – воскликнула она. – Я просто не могу думать ни о чем другом! Десять тысяч в год, а может, даже и больше! Вот так подарок судьбы! И специальное разрешение – ты должна и будешь венчаться по специальному разрешению, без объявления имен! А теперь скажи, моя дорогая, какое блюдо мистер Дарси любит больше всего, а я его на завтра закажу.
Это был тревожный признак того, каким может быть отношение ее матери к мистеру Дарси; и Элизабет поняла, что, несмотря на уверенность в его горячей любви и несмотря на согласие ее родителей, далеко не все в порядке. Но следующий день прошел намного лучше, чем она ожидала, потому что миссис Беннет испытывала к своему будущему зятю такое благоговение, что не смела обращаться к нему, кроме тех случаев, когда она могла чем-то ему помочь или выразить свое почтительное согласие с его мнением.
Элизабет с удовольствием заметила, что ее отец всячески пытается поближе познакомиться с ним, и мистер Беннет вскоре заверил ее, что его мнение о мистере Дарси улучшается с каждым часом.
– Я просто в восторге от своих трех зятьев, – отметил он. – Моим любимцем является, конечно же, Викхем; но думаю, что когда-то твой муж будет нравиться мне не меньше, чем муж Джейн.
Раздел LX
Вскоре настроение Элизабет улучшилось настолько, что к ней вернулась присущая ей игривость, и она пожелала, чтобы мистер Дарси рассказал ей, как так случилось, что он в нее влюбился.
– И когда же вы на такое решились? – спросила она. – Когда есть начало, то дальше уже легче – это я понимаю, но что дало толчок?
– Я не могу точно вспомнить час, место, взгляд или слова, которые заложили основы. Слишком много времени прошло. Моя любовь продолжалась уже довольно долго, когда я понял, что она началась.
– В самом начале моя внешность не произвела на вас большое впечатление, что касается моих манер, то хотя мое обращение с вами всегда граничило с неучтивостью; и когда я разговаривала с вами, то часто пыталась съязвить. Скажите, если честно – вы полюбили меня за мое нахальство?
– Я полюбил вас за ваш живой ум.
– Можете с таким же успехом сразу же назвать это наглостью. Ну, может, немного меньше, чем наглостью. Дело в том, что вам очень надоели церемонность, рвение и навязчивое внимание. Вы чувствовали отвращение к женщинам, которые всегда только и делали, что мечтали о вашей приверженности и стремились к ней. Я пробудила и заинтересовала вас потому, что была не похожей на них. Если бы ваш характер действительно был неприятным, то вы возненавидели бы меня за это; но на все ваши попытки не выдать себя, ваши чувства всегда были благородными и справедливыми, и в глубине души вы откровенно презирали лиц, так надоедливо обхаживающих вас. Видите – я лишила вас необходимости объяснений, потому что если взять все во внимание, то, пожалуй, так оно и было. Не будем отрицать – действительно хороших черт вы просто не могли во мне заметить, но разве думаешь о них, когда любишь!
– А разве это не хорошая черта – ваша любовь к Джейн и забота о ней во время ее болезни в Недерфилде?
