Виктория Холт - Битва королев
Конечно, Эдмунд – святой праведник. Волосяные вериги исцарапали его кожу, он исхлестал себя завязанными в узлы веревками. Он почти ничего не ест, никогда не спит в кровати. Ночи проводит в молитвах, стоя на коленях. Нельзя ожидать от подобного человека, чтобы он одобрил плотское влечение Элеонор и Симона друг к другу. Его возражениями можно было бы и пренебречь, но…
Но если и вправду, Элеонор дала обет безбрачия, то о чем она думала, когда нарушила его? Ужас!
– Я ничего не знал об этом, архиепископ, – поспешно произнес Генрих.
– Она дала его в моем присутствии. Неважно, что мы были наедине, без свидетелей. Обет есть обет, и она подвергла свою бессмертную душу большой опасности.
– Я не думаю, что Господь так уж сурово отнесется к ней. Вы знаете, что за Маршала ее выдали замуж еще неразумным ребенком. А нового мужа она искренне полюбила…
– Милорд, я вижу, что вы не поняли ничего из того, что я вам сказал. Может ли так быть, что вы, король, забыли о своих обязанностях перед церковью? Если это так, то неудивительно, почему наше королевство охвачено смутой.
«Проклятье на твою голову, настырный святоша!» – подумал Генрих и тотчас испугался столь кощунственной мысли. Одна была надежда, что надзирающий за ним ангел не успеет внести эту мысль в список его прегрешений.
– Я поговорю с сестрой, – пообещал Генрих.
– Этого мало, милорд! Ей надо получить специальное освобождение от обета у Папы Римского.
Генрих вздохнул и… послал за сестрой.
Элеонор с трепетом вошла в покои короля. Она пребывала в постоянной тревоге с тех пор, как стало известно о ее замужестве.
Симон сказал, что им надо готовиться к бегству из страны. Сам он посетил Ричарда и униженно молил его о прощении. Он принес с собой подарки и попытался объяснить новообретенному шурину, что поступками его руководила лишь безумная любовь к Элеонор. Ричард дары принял, все выслушал и предупредил, что у Симона могут возникнуть трения с архиепископом по поводу какого-то дурацкого обета, данного Элеонор когда-то давным-давно.
– От церкви следует ожидать самых больших неприятностей. Попы – зловредные люди.
Между двумя мужчинами возникло некое взаимопонимание. Ричарду пришло в голову, что, если бароны, сплотившись вокруг него, пойдут войной на короля, Симон де Монфор станет полезным союзником.
Он сказал, что готов понять чувства Симона и знает сестру свою как женщину, обладающую сильной волей и самостоятельным складом ума, несмотря на молодость. Если она задумала выйти замуж за де Монфора, то тому, конечно, ничего не оставалось, как только подчиниться ее желаниям. Из таких пут уже не выберешься!
Тут они оба рассмеялись, и гнев Ричарда совсем улетучился.
Но не так просто было умилостивить праведного архиепископа. Колени Элеонор дрожали, когда она предстала перед старцем. Его огненные очи пронзали, казалось, ее мозг. В памяти ожила сцена их совместного коленопреклонения, она вновь воочию увидела свет, излучаемый распятием.
Генрих сказал:
– Архиепископ сообщил мне печальные новости.
Элеонор постаралась взглянуть в лицо старца с решимостью, уповая на то, что он не заметит, как она дрожит с головы до ног.
– Очевидно, – начал Эдмунд, – вы забыли, леди, данный вами обет…
– Я не воспринимала это как обет, милорд.
– Значит, вы дали обет, который на деле не считали обетом? Я попросил бы вас не усугублять дерзкими и легкомысленными заявлениями вашу вину перед Господом. Грехов за вами числится и так немало.
– Я была молода и неопытна. Я только сказала тогда, что в женской обители мне будет спокойнее.
– Осторожнее, леди! Ложь вашу слышат небеса.
Элеонор пропустила мимо ушей восклицание священника и продолжила с отчаянной решимостью:
– …но у меня теперь есть муж, которого я люблю. Я не думаю, что Господь сочтет это грехом.
– Вы нарушили обещание, данное Ему. Каждый раз, когда вы ложитесь с мужчиной в постель, вы оскорбляете этим Господа и Святую церковь.
– Я так не считаю.
– Вы… глупая девчонка!
– Ну уж нет! – взвилась Элеонор. – Я никакая не девчонка, а взрослая и счастливая замужняя женщина!
Генрих не мог не восхищаться сестрой. Конечно, он должен почитать праведного архиепископа, но все-таки какова Элеонор! Ведь кажется, что ей совсем безразлично, как к ней отнесется служитель Божий или даже сам Господь.
Генрих в глубине души ожидал от Всевышнего немедленных действий. Господь мог, например, тут же сделать Элеонор немой или слепой… или наказать бесплодием. Впрочем, Генрих не ручался за последнее – это дело будущего, но первых двух страшных наказаний Элеонор определенно избежала.
– Вы дали Господу повод для великого огорчения, – заявил старец.
– На свете так много монахинь и так мало счастливых жен, – сказала Элеонор.
– Бесстыдница! – крикнул святой праведник.
– Это я-то? Неужели? – в ответ расхохоталась Элеонор.
– Прошу тебя, будь осторожна, сестра, – с неожиданной лаской в голосе предупредил ее Генрих. Больше всего он желал скорейшего окончания неприятной сцены.
Поэтому он поспешил высказаться, прежде чем архиепископ успел раскрыть рот для очередного выпада против Элеонор:
– Скажите, милорд архиепископ, что должна сделать моя сестра? Мы же не можем расторгнуть брак? Умоляю, посоветуйте что-нибудь.
– Прошение об освобождении от обета должно быть послано в Рим незамедлительно.
– Это будет сделано, – пообещал Генрих.
Архиепископ обратил к Элеонор ледяной взгляд.
– Только один человек отправится к его святейшеству с прошением. Один и без всякой свиты. Пусть это будет Симон де Монфор.
Как она ненавидела в этот момент святого старца! Он не в силах разрушить их брак, но смог хитростью надолго разлучить их.
Однако решение это пришлось Генриху по душе. Пока де Монфор будет отсутствовать, бароны немного поостынут.
Зато Элеонор рассердилась не на шутку. Она знала, что добром это не кончится. Ей придется заплатить дорогую цену за возмутительный в глазах церкви и знати поступок. Но все же в чем-то она победила. Она останется супругой де Монфора, который все-таки когда-нибудь к ней вернется.
Печаль Элеонор из-за временной разлуки с Симоном несколько смягчилась открытием того, что она беременна. Возможно, Папа Римский, узнав, что брак получил вполне весомое подтверждение, придет к выводу, что ничего другого не остается, как пожаловать ей церковное освобождение от обета.
Своим чередом, пропутешествовав в Рим туда и обратно, Симон возвратился в Англию, а сынишка Элеонор появился на свет в замке Кеннелоу. Элеонор решила назвать его Генрихом в честь старшего брата, чем очень порадовала короля.
