Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
– Если Симон такой близкий ваш союзник, пусть он и обеспечивает вас солдатами.
– Ты же знаешь, что он не может. Денег он дал, но все его войска нужны сейчас ему самому.
– Чтобы свергнуть нашу сестру.
– Да, – краснеет Беатриса.
Хриплый смех Маргариты – смех старухи, ха! – становится только громче при виде беспокойно насупившейся сестры.
– Я могла бы выпросить для тебя войска у моего кузена Альфонсо Кастильского в обмен на четверть Прованса. Включая Тараскон.
– Ты же знаешь, что я не могу этого обещать.
– Тогда зачем зря тратишь время? – Маргарита вскакивает с кресла, и Беатриса съеживается, словно боясь удара. – Ты смеешь прийти ко мне за помощью, но не можешь ничего предложить взамен.
– Когда мы с Карлом станем королем и королевой Сицилии, мы будем тебе ценными союзниками.
Маргарита снова хохочет:
– Ты уже показала свою ценность для меня. – Она поворачивается к кровати. – Оставь меня. Мне надо отдохнуть.
– Сестра, пожалуйста! Не будь такой бессердечной. Я бы тебе помогла, будь это в моих силах, – не отступает Беатриса.
– Лживые слезы, лживые речи. Слышала их от тебя больше чем достаточно.
– Они не лживые! – Беатриса вцепляется в Маргаритин рукав так, что рвет шелк. – Сестра…
– Хватит называть меня так.
– Сестра. Сестра! Сестра! Сестра! Ты не можешь этого отрицать. Не можешь отречься от меня.
– Ради бога, Беатриса! Твои истерики невыносимы.
– Я много раз просила Карла за тебя. Ты не представляешь, сколько раз мы ругались из-за твоих прав на Прованс.
– Это точно: не представляю. Потому что ты много раз мне говорила, что его желания для тебя важнее моих.
– Никогда я этого не говорила! Но он мой муж, Марго.
– Ты согнешься перед волей мужчины и вопреки своим интересам – и даже во вред твоим сестрам? – Маргарита вырывает свой рукав из настойчивой руки Беатрисы. – Значит, тебя воспитала не наша мать.
– Да, нашу мать заботило, только чтобы в семье были королевы. – Ее голос срывается. – А меня воспитывал папа.
– Как тебе не повезло! – с подчеркнутым сарказмом восклицает Маргарита, но Беатриса кивает:
– Папа учил меня, что всем управляют мужчины. А женщины получают власть от мужчин.
– Если не считать Белой Королевы.
Теперь пришла очередь Беатрисы рассмеяться:
– Ты думаешь, Бланка правила Францией? Воображаешь, что она была так могущественна? Ей нужно было ублажать совет баронов. Если бы она этого не делала, они бы согнали ее с трона и назначили править мужчину, пока не повзрослеет Людовик. Как в Англии бароны поступили с королем Генрихом.
– Но у нее была своя власть. Она поступала так, как ей нравилось.
– Думаешь, она хотела, чтобы ее сын женился на дочери бедного графа с юга?
«Ты напоминаешь мне один из тех вульгарных цветков, что растут на юге». Маргарита не раз задумывалась, почему Бланка согласилась на брак Людовика с «деревенщиной».
– Граф Тулузский был ее кузеном. Он хотел заполучить Прованс.
– Но ведь не получил, верно? И в этом Бланка не могла ему посодействовать. Французские бароны хотели заполучить наши соляные копи и марсельский порт. После смерти папы они решили, что всем и завладеют – когда все перейдет к тебе. Но папа их перехитрил и оставил все мне.
– Откуда ты знаешь?
– Папины переговоры, помнишь? С Ромео, с Белой Королевой, с французскими баронами. Я присутствовала на них всех.
Маргарита сидит на кровати, чувствуя, как что-то бьет ее в живот. Всемогущая Бланка не была так могущественна, как казалось. Знай Маргарита это, она бы действовала смелее и отстояла свою власть.
– Как говорила мама, мы, женщины, должны помогать друг дружке, – говорит Беатриса. – Неужели ты мне не поможешь, Марго?
Глаза Маргариты наполняются слезами. Она встает навстречу Беатрисе, и они заключают друг друга в объятия. Она замечает раздавшуюся талию Беатрисы – результат чрезмерного пристрастия к меду; ей самой слишком хорошо знакома эта слабость. Мама была права: они с Беатрисой очень похожи.
– Я не могу ничего для тебя сделать. – Помогать Беатрисе значит помогать своему врагу. – Я скорее отрежу себе все пальцы, чем пошевельну хоть одним ради Карла.
Беатриса деревенеет:
– Значит, ты верно сказала: хоть у нас и одни родители, но мы определенно не сестры.
– Не будем расставаться на этой ноте.
– Будет другая для расставания? Я слышу одну и ту же мелодию, снова и снова. – Она натягивает перчатки. – В следующий раз, когда меня увидишь, я буду королевой.
– И склонюсь перед тобой и воздам почести, как ты склонялась передо мной.
Беатриса выскальзывает из комнаты, вытерев слезы и с гордо поднятой головой.
– Но я никогда не преклоню колено перед Карлом, – тихо говорит Маргарита.
Она садится за стол и собственноручно пишет письмо папе в Рим, требуя свое приданое, которое по праву принадлежит ей.
Элеонора
Проигранное дело
Париж, 1265 год
Возраст – 42 года
Она вглядывается в темноту, ее пальцы узловаты, на сердце камень. Над свалкой коней и вооруженных людей, среди криков и стонов, звона мечей, на своем седле возвышается Эдуард. «Сожмись, – просит ее серд-це, – стань маленьким, сынок, стань целью, в которую нелегко попасть». Он рубит и колет, вырезает жадность, пробивается сквозь ложь, отсекает предательство, распространяющееся по земле, как опухоль. Какой-то рыцарь на коне, вздымая пыль, врывается в сутолоку, брызжа кровью, и проскальзывает за спину ее сыну. На его поднятом щите сияет яростный лев с раздвоенным хвостом – герб Монфора. Его копье направлено в спину Эдуарду. Он бьет. Элеонора кричит, но поздно: Эдуард пронзен насквозь и лежит окровавленным комом на крупе лошади.
– Моя госпожа, вам нехорошо?
Элеонора с колотящимся сердцем оборачивается и видит свою служанку Агнессу, которая испуганно смотрит на нее.
– Нет, все прекрасно. – Она прижимает к груди руку. «Дышать».
– Вы кричали.
Королева выглядывает в окно и, увидев только скользящий по грушевым деревьям лунный свет, издает смешок:
– Наверное, заснула стоя.
Она не спала со вчерашнего дня, с тех пор как гонец принес известие о готовящемся сражении у Ившема. Мятежники поклялись убить Генриха, однако нужен им Эдуард. Симон нацелился посадить на трон собственного сына.
Королева отворачивается от окна и садится за стол, глядя в ручное зеркальце, будто оно может показать будущее. Ах, если бы увидеть в зеркале сражение и не терпеть этой муки ожидания! «Мы победим». При всей его браваде недавнее послание от Генриха внушает ей мало доверия.
Да, войско Симона редеет. Он потерял многих баронов, которые сначала поддерживали его, и самый заметный из них – Гилберт де Клер, могучий рыжеволосый граф Глостер. «Монфор говорит о разделении власти, а сам собирает земли и замки для себя и своих сыновей», – написал он Элеоноре. Наконец-то бароны поняли истинные амбиции Симона. Однако епископы по-прежнему его поддерживают, как и простонародье, которое он покорил, обвиняя в бедности и страданиях народа Элеонору и ее «чужую» родню. Алчные лорды и продажные шерифы – очевидно, ее вина, так же как голод, чума, проказа, прелюбодеяния и все прочее вдобавок к народной нищете. Это сражение – последняя надежда Симона. А также и Эдуарда, который, разозлившись за раны и унижение матери на Лондонском мосту, безжалостно – и очень умно – спланировал месть. Глостер теперь на стороне Эдуарда, как и Роджер Лейбурн, и Роджер Клиффорд, и Генрих Германский. Элеонора больше не может возражать против таких друзей, даже против этого опасного Амо Лестранжа, так как после бегства Эдуарда из плена Симона они преданно защищают его.
