Королева в придачу - Вилар Симона

Мэри отчетливо понимала весь ужас ситуации. Она уже была готова к тому, что после смерти Людовика вернется в Англию. Что же теперь? Её брат хотел, чтобы она забеременела, рассчитывая, что так она удержит за собой трон. Но она уже больше месяца не спала с мужем, и если заявит, что находится в положении, Ангулемы не смирятся с этим, назначат расследование... Выяснится, когда у неё были последние месячные, и все поймут, что это произошло уже после того, как она перестала спать с королем!

От ужаса и страха Мэри не находила себе места: то садилась, то вновь ложилась, мечась по кровати. Пока она видела лишь один выход – симулировать месячные. Эта мысль мелькнула у неё, когда она велела баронессе д’Омон подать ей яблок. К яблокам полагался ножичек для разделки плодов.

Мэри осторожно выглянула из-за занавесок полога. Баронесса д’Омон мирно похрапывала в углу. Мэри осторожно взяла одно из яблок, разрезала... Убедившись, что шпионка Луизы не наблюдает за ней, королева взяла ножичек в кровать. Подумав немного, она надрезала себе пятку...

На другой день, увидев пятна крови, баронесса просто просияла. Мэри поняла, что на время ей ничего не угрожает. Но как долго она сможет таиться? О, как ей нужен был совет! И как нужен был тот, кто сумеет её поддержать. Ей необходимо увидеться с Брэндоном. Он повинен в том, что с ней случилось, пусть же подскажет, что делать!

Мэри велела позвать посла Томаса Болейна. Ожидая его, стояла, глядя в окно. Париж шумел в преддверии Рождества. Простые люди жили своей обыденной жизнью, радовались предстоящим праздникам. Здесь же, в Ла Турнеле, было тихо и мрачно. И так холодно! Несмотря на то, чтобы хоть немного согреть замок, в каминах пылали целые деревья. Но все равно было промозгло, и поэтому всюду виднелись дрожащие силуэты, особенно много было карликов, шутов, горбунов.

Мэри увидела любимого шута Людовика – большеголового горбуна Трибуле. Он стоял на коленях перед распятием и жарко молился.

– Господи, пожалей короля... Помилуй и сохрани ему жизнь.

О, если бы Людовик выжил! Мэри бы смогла убелить старика, что понесла от него, а таилась, только чтобы избежать преследований клана Ангулемов.

Она пошла в часовню, долго и пылко молилась, а когда вышла, увидела строгого и элегантного Томаса Болейна.

– О миледи... Вы так бледны. Могу ли я чем-либо помочь?

– Можете. Мне необходимо, чтобы вы отослали гонца в замок Амбуаз и велели милорду Саффолку немедленно ехать ко мне.

– Но, миледи, герцог Саффолк уже давно покинул Амбуаз. Он в Кале.

В душе Мэри шевельнулась надежда. Брэндон уехал... Оставил Жанну! Она едва смогла скрыть свою радость.

– В Кале? О, это даже лучше. Вызовите его ко мне, и чем скорее, тем лучше.

Болейн нервно затеребил подвесок на своей посольской цепи.

– Ваше величество, это трудно выполнить. Кале – это уже английская территория, ваши приказы на неё не распространяются, а король Генрих вряд ли отпустит Саффолка, даже несмотря на ваше желание. Он ведь сердит на него за то, что Брэндон порвал с вами ради мадам Дизоме, не выполнив его повеления...

– Какого повеления? И при чем тут роман Саффолка с этой девкой Жанной?

– Ну как же, ваше величество?

Он засмущался, но королева пристально смотрела на него, требуя ответа. И Болейн понял, что она ничего не знала о тайной миссии посла короля. Может, не стоит ей говорить? Но Болейн недолюбливал Брэндона и понял, что сейчас у него есть шанс опорочить его в глазах Мэри. Оглядевшись вокруг и убедившись, что их никто не подслушивает, посол сказал свистящим шепотом:

– Король Генрих, видя, что старому Людовику не под силу сделать вам дофина, велел, чтобы Брэндон тайно помог ему в этом.

Мэри вскочила так стремительно, что опрокинула стул, на котором сидела.

– О миледи! – участливо поддержал её Болейн. Она оттолкнула его руку и гордо выпрямилась.

– Все в порядке, сэр Томас. Можете идти.

Новый удар, новое предательство! Новое унижение. Так вот почему Чарльз, который так избегал её в Англии, здесь, во Франции, пожелал стать её любовником! Это было сделано по приказу её брата-короля. Брэндон всегда оставался его верным слугой, преданным псом, которому и дела нет до неё самой, до её чувств. Она кусала губы, боясь, что вновь разрыдается. Как стыдно, как больно, как страшно! И как же она ненавидит Брэндона! Но ей надо взять себя в руки. К кому теперь обратиться? Она ведь совсем одна. Одинокая иноземка-королева. Королева! Она особенно ощутила свою уязвимость и одиночество. А ведь ещё недавно ей было достаточно выразить любое, пусть даже самое сумасбродное желание, и тотчас же множество людей бросались исполнять его, польщенные её вниманием...

Итак, все, что ей остается – это по-прежнему симулировать месячные. Может, тогда она сможет обмануть своих стражей. Как долго ей придется притворяться? Месяц, два, три? Сможет ли она продержаться так долго? А потом? Если она вернется в Англию, то её брат Генрих вполне в состоянии объявить, что в её лоне подлинный сын Людовика XII, даже начать войну за права её бастарда... Но нет! Хватит с неё королевских интриг и повелений, в которых она – всего лишь пешка. Она хочет, чтобы её оставили в покое. Она хочет просто жить, и она восстанет против воли власть имущих, даже против приказа брата. Она скорее сообщит всему миру, что нагуляла дитя по приказу самого Генриха. О, какой стыд!

Неожиданно взгляд Мэри натолкнулся на кутающуюся в пелерину Лизи Грэй. Фрейлина присела в реверансе.

– Ваше величество, время обеда. Велите накрывать в большом зале или в ваших апартаментах? О миледи, что с вами? Вы так странно смотрите на меня...

Лизи Грэй удалось избавиться от плода. Может, стоит и ей рискнуть? Но это так ужасно! И если что-то откроется... Королева вдруг разрыдалась. И была благодарна Лизи, что та так добра с ней, утешает и ни о чем не спрашивает.

В покоях королевы было сумрачно и уныло. Постные лица дам, позвякивание посуды, редкие фразы. Только попугай, подаренный Франциском, метался по жердочке, выкрикивая:

– О прекрасная королева! Как прекрасна королева!

Мэри вдруг оживилась. Франциск! Он избегает её, но разве он смог так быстро избавиться от своей любви к ней? Что если она все же сможет завлечь его? Тогда, если она скажет, что её дитя от него, то Ангулемы вынуждены будут смириться.

Мэри послала за герцогом. Оживившись, она велела принарядить себя во что-нибудь не очень броское, но соблазнительное и роскошное. Платье из темного гранатово– красного бархата, которая она выбрала, было почти совсем без вышивки, но квадратное декольте украшали жемчуг и серебряные бусины, а широкие рукава оторочены роскошным мехом черно-бурой лисы. Волосы королева разделила на пробор и спрятала под полукруглый чепец, обшитый двойным рядом жемчужин, с ниспадающей сзади темной шелковистой вуалью, прошитой серебряной нитью. Такого же цвета была нижняя юбка, видная спереди в разрезе верхней. Мэри велела подкрасить себе губы. В Англии она привыкла чопорно поджимать их, здесь же, во Франции, её пухлый рот считался идеальным. Франциск не раз говорил, что он напоминает ему сладкий восхитительный плод, и Мэри велела поярче навести контур губ – получилось даже нет сколько вызывающе, но на это она и рассчитывала.

– Вы передали герцогу мой приказ явиться? – справилась она у дворецкого.

Конечно, но герцог сейчас очень занят и сказал, что прибудет ближе к вечеру. Она ждала. За окном темнело, Мэри нервно ходила по покою, подметая пышными юбками широкие половицы. Вдруг Ангулем найдет предлог, чтобы не явиться? Она гнала эту мысль, вновь и вновь придумывая, что скажет, как будет себя вести. Наконец, когда уже совсем стемнело, доложили о прибытии герцога Ангулемского. Мэри оживилась: на её резкий голос сбежались пажи, начали зажигать свечи, расставлять пяльцы, а придворные дамы принялись перебирать шелковые нитки.

Когда появился Франциск, она сидела за вышиванием и встретила его самой нежной улыбкой... которая так и замерла у неё на устах. Франциск явился не один. С ним прибыли его мать, жена и сестра. Дамы расселись полукругом, а за спиной Франциска, как тень, вырос Гриньо, не сводя с королевы подозрительного взгляда.