Бертрис Смолл - Чертовка
Хью не сдержал улыбки.
— Да, — согласился он. — Похоже, в Нормандии сейчас путешествовать небезопасно. Хорошо, что Ла-Ситадель далеко от всех этих заварушек, верно?
Симон де Бомон кивнул, соглашаясь с Хью.
— За свою жизнь я сыт войнами по горло, — сказал он. — Я побывал с графом Аденом в Святой Земле. И теперь, думаю, мне пришла пора осесть и завести семью.
Хью подумал про себя, что Симон де Бомон, конечно, груб и плохо воспитан, но вовсе не такой негодяй, каким его считает Гай Бретонский. Симон оказался честным, бесхитростным рыцарем, полностью преданным своему сеньору. Сколько людей, подобных ему, встречал Хью в своей жизни! Он постарается как можно лучше использовать представившуюся ему возможность и охранить Ла-Ситадель от любого врага. «Так же, как и я буду хранить Лэнгстон, если смогу добраться домой», — подумал Хью.
В описании Симона де Бомона ситуация представлялась скверной. Хью понимал, что не рискнет ехать через Нормандию с Изабеллой. Это было слишком опасно, особенно для женщины в ее положении. Он сомневался, что даже он сам с лэнгстонцами сумел бы пробраться через охваченную войной страну без неприятностей. Кроме того, теперь путь ко двору герцога Роберта им заказан. Ведь Хью был слугой короля Генриха, и герцог это прекрасно знал. А Хью не предаст своего старого друга, товарища по детским играм. И если он поедет в Руан с Изабеллой, то наверняка попадет в беду, особенно если Ричарду де Манвилю удалось завоевать благосклонность герцога Роберта.
Изабелла видела по лицу Хью, о чем он размышляет.
Они оказались в ловушке, и в ближайшем будущем им нечего было рассчитывать на побег из Ла-Ситадель.
— Забирай своих людей и беги отсюда, — с мольбой сказала она мужу, когда они на следующий день встретились у соколиных клеток. — Я буду лишь обузой для тебя, а без меня ты наверняка сумеешь прорваться. Я здесь в безопасности. Ты сможешь вернуться за мной, Хью.
— Ты что, хочешь избавиться от меня, чтобы продолжать жить со своим любовником без угрызений совести? — Произнеся эти слова, Хью тут же возненавидел себя за это.
Слезы покатились по щекам Белли, но она ни слова не сказала в упрек Хью. Она повернулась и направилась к выходу.
— Она носит ребенка от другого мужчины, — сказал Алан. — Возможно, было бы лучше, если бы вы оставили ее здесь, милорд.
Хью негромко выругался.
— Она носит ребенка от меня! А вы суете нос не в свое дело! — сердито сказал он. Он понял, что доброе имя Изабеллы следует очистить от возможных подозрений, и рассказал Алану и Линду всю правду. Сокольничие были потрясены его рассказом.
— Госпожа Вивиана и ее брат — настоящие слуги дьявола, — наконец проговорил Алан, побледнев от ужаса.
Линд промолчал, но Хью мог себе представить его мысли, зная, что молодой сокольничий восхищается Изабеллой. Ведь она была его госпожой.
Беременность Изабеллы стала более заметна, живот ее слегка округлился. Наступила осень: ясные, солнечные дни и прохладные долгие ночи. Темная любовная страсть, которой всегда была одержима душа Гая Бретонского, начинала смягчаться при виде Белли, носившей ребенка, которого он считал своим. То, каким образом этот ребенок был в действительности зачат, его не волновало: разве он не разделял с Хью Фоконье прелести Белли той ночью?
Участие Хью в зачатии этого ребенка, которому предстояло весной появиться на свет, больше не имело никакого значения. Гай считал этого ребенка своим, и никто не посмел бы открыто противоречить ему. Симон де Бомон не знал правды. Вивиана не расскажет своему мужу ничего: иначе ей пришлось бы признаться и в том, что она сама была в этом замешана.
Гай ненавидел своего зятя. Симон был таким заурядным человеком. Он овладел прекрасной, неповторимой Вивианой и на глазах ее испуганного брата превратил ее в заурядную женщину. Она стала заплетать свои чудные темные волосы в косы и скромно покрывать голову белым платком. Теперь она больше походила на монашку, чем на волнующую женщину, живущую полнокровной жизнью. Когда однажды вечером Гай высказался по этому поводу, его зять тут же заговорил, не дав Вивиане вставить ни одного слова:
— В старые времена саксонцы нередко заставляли своих молодых жен сбривать на голове все волосы в знак покорности, — со смешком произнес он. — Женщина должна выглядеть скромно. Вивиана была слишком вызывающей, но она не знала этого, поскольку всю жизнь провела в уединении. И мой долг мужа состоит в том, чтобы исправить эту ошибку. Разве я не прав, ангел мой?
— О, конечно, мой дорогой, — поспешно согласилась Вивиана, целуя его большую волосатую руку. — Я принадлежу вам целиком, и вы можете распоряжаться мной.
Гаю от этого спектакля чуть не стало дурно. Что же случилось с его гордой и независимой сестрой? Не в силах дольше терпеть это, он поднялся из-за стола и вышел из зала. «Я убью этого ублюдка, испортившего мою прекрасную Виви! — подумал он. — Если я не сделаю это как можно скорее, она так изменится, что обратного пути уже не будет».
Гай показал Белли подземную лестницу, ведущую на пляж.
Изучив движение приливов, она теперь каждый день выходила на прогулку. Чаще всего она гуляла в одиночестве, и это ее вполне устраивало. Ветер и туманы успокаивали ее, на нес снисходило удивительное умиротворение. А напряженность между Гаем и Симоном росла с каждым днем.
Сначала Симон де Бомон попытался найти общий язык с Гаем Бретонским и успокоить его насчет Вивианы. Но когда стало очевидно, что это не возымеет успеха, Симон прекратил свои попытки, разъярив Гая еще сильнее тем, что твердо заявил ему: дескать, он, Симон де Бомон, — настоящий хозяин Ла-Ситадель. Если Гаю это не по душе, то он может найти для себя другой дом. Вивиана стояла рядом с мужем и чопорно улыбалась.
— Вивиана знает, что я не могу покинуть Ла-Ситадель, — с деланной кротостью произнес Гай.
Вивиана поняла, что ее брат дошел до опасной грани, и побледнела.
— Замолчи, брат! — воскликнула она. — Ты знаешь, что мы рады видеть тебя здесь до тех пор, пока ты захочешь оставаться с нами и уважать авторитет моего супруга. — Она обернулась к мужу:
— Ох, милорд, вы с Гаем должны постараться не портить отношения.
— Почему он должен оставаться здесь? — требовательно спросил Симон. Терпение его уже готово было лопнуть.
— Потому, что мой ребенок — ребенок, которого моя Белли носит сейчас под сердцем, — унаследует Ла-Ситадель и все наши владения, — ответил Гай. , — В вашем роду наследование происходит по женской линии, — сказал Симон.
— Да, однако вы клялись дать моей сестре много сыновей, а я до сих пор не вижу у нее никаких признаков беременности, — сказал Гай. — Она еще не родила ни девочки, ни мальчика. И не собирается. Следовательно, моя дочь… Я уверен, что Белли родит мне дочь!.. Так вот, моя дочь унаследует этот замок. Едва ли было бы разумно воспитывать и растить мою девочку в чужом доме, милорд. — Гай улыбнулся. — Так-то вот.
