Серж Голон - Неукротимая Анжелика
Султан приказал обмакнуть в смолу руку и ногу племянника, чтобы унять кровь. Затем он повелел трубить отбой и поручил четырем алькаидам доставить Абдель-Малека живым в Мекнес.
Офицеры спросили, что делать с шейхом Мохаммедом-эль-Гаметом. Султан отдал его на милость юных ловчих – негров-подростков двенадцати – пятнадцати лет. Те потащили шейха к городским стенам. Неизвестно, что они с ним делали, но когда они вернули его на закате дня, он был мертв. И в таком состоянии, что ни один из близких его бы не признал.
Сопровождаемый своим эскортом и многоцветным караваном Османа Ферраджи, Мулей Исмаил прибыл в Мекнес в час заката. То был час, когда поднимают зеленые полотнища на золотых куполах мечетей и над кровлями разносятся властные и жалобные крики муэдзинов, когда город, будто выточенный из слоновой кости, застывает, вытянувшись на своей скалистой опоре, раскаленной под кроваво-красным небом.
Черная пасть массивных боевых ворот поглотила муравьиные цепочки воинов, всадников, рабов и принцев, ослов и верблюдов, и оставила ночи пустынный окрестный край. Город замкнул в своих стенах все человеческие звуки.
Проходя под Новыми воротами, Анжелика отвела глаза. Казавшийся огромным обнаженный раб был прибит за руки к створке ворот. Его лохматая белокурая голова упала на грудь, как у мертвого Христа.
Глава 11
Анжелика заткнула уши. Из глубины дворца неслись истерические вопли жен Абдель-Малека. Эти визгливые монотонные звуки, прерывающиеся всхлипами, длились часами. Голову обручем сковала мигрень. Анжелику била дрожь. Напрасно Фатима приставала к ней, предлагая теплое или холодное питье, фрукты или пирожные. Уже сам вид здешней роскоши, сулящей гаремную негу, вызывал у нее тошноту, как и груды розовых и зеленых сладостей, тонкие духи, размягчающие притирания, коими ее натерли мавританские служанки, разминая тело после тягот пути. Все это напоминало об ужасе ее положения, о том, что она – затворница гарема и принадлежит самому жестокому принцу, какого породил мир.
– Мне страшно. Мне надо уйти отсюда, – повторяла она детским прерывающимся голосом.
Старая рабыня из Прованса не понимала причин такого внезапного помрачения духа после того как завершилось долгое путешествие, во время которого ее хозяйка являла пример храбрости и похвального смирения. Фатима уже стала считать, что нет места лучше того огромного караван-сарая, где железная рука Верховного евнуха охраняла всеобщее спокойствие. Несмотря на беспорядок последних дней, возбуждение, царящее в городе, и даже на то, что оскорбленный племянником Мулей Исмаил нагнал на всех страху, Верховный евнух был немедленно приглашен в покои султана, где дал отчет о поездке и высказал несколько советов. Между тем вновь прибывшие женщины и все остальные, пришедшие с караваном, были достойно и радушно приняты и устроены.
Тотчас вытопили гаремные бани. Над бассейнами, выложенными зелено-голубой мозаикой, курился пар, целая армия молодых евнухов и служанок крутилась здесь, готовая к услугам. Старая Фатима тотчас получила под свое начало трех негритянок и столько же негритят, которых загоняла в поисках множества вещей, необходимых при устройстве на новом месте, даже если это место – царский дворец. Султанские кухни извергали из себя бесчисленные блюда с пахучей снедью. Каждой их новых женщин отвели отдельные покои, обставленные в соответствии с ее ценностью, а мальчикам – обширные спальни, где надзиратели уже начали муштровать эту бурную поросль, а жонглеры – развлекать, чтобы подросткам легче было привыкнуть к новому образу жизни.
Лошадей отправили в великолепные конюшни, вычистили, перебинтовали им ноги. Все знали, что Мулей Исмаил питает к лошадям еще большую страсть, чем к женам. Карлик-слон меж тем пожирал целую гору сладкого ароматного сена, жирафа быстро освоилась в загоне с росшими там бананами, а страусы попали в красивую просторную клетку, где завязали приятные знакомства с сородичами, прибывшими с далекого Юга.
Сераль Верховного евнуха выглядел весьма хорошо устроенным заведением. Фатима чувствовала, что попала на верное место после трудных лет, проведенных в вонючем алжирском клоповнике. Там она была жалкой одинокой старухой, которой довольно горсти фиг и глотка чистой воды. Здесь же было множество старых женщин, подобных ей, с опытом и занимательными историями на всех старых и новых языках, рабынь, возвышенных до ранга служанок или домоправительниц. Тут же оказались и бывшие наложницы нового монарха и его предшественника. Не удостоившись права на почетную отставку и жизнь в дальних крепостях, они привносили в жизнь прислуги всю нерастраченную желчь и страсть к интригам.
Отвечая за каждую из гаремных обольстительниц, за их одежды, украшения, за их красоту, они не имели большого досуга. Нужно было белить и румянить своих дам, выщипывать волосы, причесывать, угождать их капризам, нашептывать драгоценные рецепты любовной науки, измышлять способы, как вернее снискать или удержать благорасположение повелителя.
Здесь Фатима была на коне. При ней уже упомянули о служительнице султанши Лейлы Айши, весьма ценимой своею хозяйкой. Та была тоже француженка, из Марселя. И потом, это был гарем, где евнухи вели себя довольно вежливо. Так заведено далеко не везде, но Осман Ферраджи не пренебрегал влиянием старых служанок на своих подопечных, он умел привязать их к с,ебе, чтобы сделать из них образцовых тюремщиц.
Чем больше Фатима размышляла об этом, тем дороже ценила новое место. Она даже предполагала, что гарем самого константинопольского владыки не сравнится с мекнесским по изысканности и богатству. Единственной тенью, омрачавшей эту сладостную картину, было поведение пленницы-француженки. Если так пойдет дальше, то и она вскоре примется вопить, раздирать ногтями лицо, как жены Абдель-Малека в соседних комнатах. Или как маленькая черкешенка, предназначенная королевскому ложу с первого же вечера. Вон ее, ревущую, евнухи понесли по плитам коридоров и двора. Когда женщины начинают волноваться, когда их собирается более тысячи под одной крышей, можно ожидать немалого шума и прискорбных происшествий. В Алжире Фатима такого навидалась! Пленницы бросались с балкона и разбивали головы о каменные плиты. Иностранок иногда охватывает странная тоска. Вот и Анжелика, как ей казалось, готова погрузиться в подобное опасное и мрачное расположение духа. Фатима не знала, что придумать. Ей хотелось снять с себя ответственность, и она обратилась за советом ко второму по положению в серале евнуху, правой руке Османа Ферраджи, толстяку Рафаи. Тот предложил дать успокаивающее. Такое питье уже приготовили для черкешенки.
