Джейн Фэйзер - Тень твоего поцелуя
Завернув за угол, она не поверила своим глазам. У церкви о чем-то сосредоточенно беседовали мужчина и женщина. Привязанные к ограде лошади мирно щипали травку во дворе.
– Пен? – выдохнула Пиппа.
Она восторженно всплеснула руками и взвизгнула от радости.
– Пиппа… родная!
Пен подобрала юбки и ринулась к сестре.
– О, я успела! Так хотела быть с тобой во время родов! Но мы не могли приехать раньше, дороги совсем развезло.
Плача и смеясь, она обняла сестру.
– Какая же ты огромная! Я даже обхватить тебя не могу! Пиппа тоже плакала.
– Ты мне так была нужна, Пен. Еще с тех пор, как…
– Да-да, знаю, – перебила Пен, прижимаясь к щеке сестры своей мокрой щекой. – Лайонел рассказал нам про весь этот ужас. Бедная моя Пиппа.
– Нет, не бедная! – всхлипнула Пиппа, улыбаясь сквозь слезы. – Счастливее меня нет на свете. Лайонел вернулся, привез тебя, и ребенок вот-вот родится, и…
Она осеклась, громко охнула и поморщилась. Лайонел бросился к ней. Муж Пен, Оуэн д'Арси, последовал его примеру.
– Тебе не следовало идти, – сокрушался Лайонел. – Давай я понесу тебя.
Но Пиппа просто покачала головой, подождала, пока боль ослабит хватку, и выпрямилась.
– Ты помнишь рождение Филиппа? – спросила она Пен, пытаясь усмехнуться.
– Все как в тумане, – неопределенно бросила Пен, хотя на самом деле долгие часы мучений навсегда врезались в память. Она не хотела бы таких родов для сестры и не станет ничего рассказывать. – Тебе нужно вернуться в дом.
– Позволь, я донесу тебя, – настаивал Лайонел.
– Я слишком тяжела, – хмыкнула Пиппа. – И вполне могу пройти несколько шагов. Кстати, Оуэн, ты должен меня простить. Я даже забыла поздороваться.
– Ты сейчас слишком занята, – ответил он низким мелодичным голосом, в котором отчетливо звучали веселые нотки. – Похоже, мы действительно прибыли вовремя. Пен не терпелось повидать тебя.
Пиппа открыла рот, чтобы ответить, но тут же сжала губы и стиснула руку Лайонела, дожидаясь, когда боль отпустит.
– Нам лучше поторопиться, пока не началось снова, – заметила Пен.
Лайонел мрачно кивнул и, молча подхватив Пиппу на руки, почти бегом направился к дому. Он так спешил передать ее Берте, что даже не замечал тяжести.
Берта с некоторым удивлением встретила возникшего невесть откуда Аштона с его нелегкой ношей. Отставив горшок с кипящей водой, который только что подняла с огня, она спокойно сказала:
– Добро пожаловать, месье Аштон. Мы вам рады.
– Куда мне ее положить? Ребенок вот-вот родится, – взволнованно объявил он.
– До этого еще далеко, – с тем же спокойствием заверила она.
– Но ей больно!
– Так всегда бывает. Я приготовила постель в глубине комнаты. Положите ее туда, и я посмотрю, как обстоят дела.
Пиппе очень хотелось смеяться при виде полнейшей растерянности Лайонела. Это он, всегда сдержанный, владеющий собой и умеющий управлять событиями и людьми, ведет себя подобно испуганному зайцу и без толку суетится, как курица с отрубленной головой.
На этой кровати спали Берта и Жиль. Она была отделена от остальной комнаты длинной занавеской. Сейчас с пес сняли покрывала, а соломенный тюфяк застелили простынями из домотканого полотна.
Лайонел уложил Пиппу и беспомощно наблюдал, как она борется с волной боли, не вытирая крупных капель пота, выступивших на лбу.
– Пойди погуляй с Оуэном, – посоветовала она, когда снова смогла спокойно дышать. – Думаю, именно это полагается делать мужчинам в подобное время. Пен останется со мной.
– Да, иди, – поддержала Пен, подтолкнув его к занавеске. – Все равно от тебя никакой пользы.
Пришла Берта с чашкой, из которой поднимался душистый травяной пар. Под мышкой она несла груду тряпок. Она повелительно показала Лайонелу на выход, и тот неохотно, но с некоторым облегчением повиновался.
Оуэн тем временем разливал сидр из медного кувшина в две кружки.
– Не смог найти ничего крепче, – вздохнул он, протягивая Лайонелу кружку. – Но хорошая порция этого напитка будет полезна.
– Спасибо, – кивнул Лайонел, осушив кружку. Из глубины комнаты раздался приглушенный крик, и он побледнел.
– Во двор, – поспешно велел Оуэн. Лайонел послушно пошел за ним.
– Она не умрет, – ободрил Оуэн, прочитав его мысли. – Женщины Мэллори сильны и отважны как телом, так и духом.
Лайонел кивнул.
– Мне этого не вынести, Оуэн, – заявил он едва слышно, но с ужасной решимостью. – Если я потеряю ее… если она погибнет, давая жизнь ублюдку Филиппа, я убью его собственными руками.
– Она не умрет, – повторил Оуэн. – И родит здорового младенца. Младенца, который будет Филиппу ни к чему, поскольку он не сумел его заполучить и тем более подменить им другого, мертвого наследника.
– Мария удалилась в свои покои на пасхальной неделе, и с тех пор нет никаких новостей касательно родов, – сообщил Лайонел, заставляя себя сосредоточиться на разговоре, хотя в то же время напряженно прислушивался к каждому звуку.
– Ноай проведал из надежных источников, что Марию просто обманывают и никакой беременности нет. А набухший живот – следствие опухоли какого-то рода, – объяснил Оуэн. – Но мы подождем развития событий. Каков бы ни был исход добровольного заточения Марии, Пиппе и ее ребенку ничто не грозит. Филипп не станет преследовать их во Франции.
Он взглянул на собеседника, требуя подтверждения, но тут же сочувственно покачал головой. Вряд ли какая-то тема отвлечет сегодня беднягу.
Лайонел опрокинул кружку и пожаловался:
– Неужели здесь нет ничего покрепче, чем эта водичка? И словно услышав его, из сарая показался Жиль с глиняным кувшином.
– Кальвадос, – бросил он, ставя кувшин на землю у скамьи под дубом. – Моей выгонки. Вот что пьют мужчины в такое время. Говорят, что пока пьешь, в нем можно утопить женскую боль.
Он приложился к кувшину, а потом передал его Лайонелу.
Мужчины устроились на скамье, и по мере того, как тянулся день, убывала и яблочная водка. Берта вышла наружу всего однажды, сказала, что все идет как полагается, и, поспешив в деревню, через несколько минут вернулась с еще одной женщиной.
– Почему ей понадобилась помощь? – всполошился Лайонел.
Жиль пожал плечами:
– В таких случаях лишние руки не помешают.
По земле протянулись длинные тени, и солнце стало спускаться к горизонту. Лайонел наконец, не выдержав, вскочил, хотя голова кружилась от кальвадоса и волнения.
– Я больше не могу тут сидеть! – крикнул он, устремляясь к дому. Оуэн взглянул на Жиля. Тот флегматично пожал плечами и снова припал к кувшину.
В доме царил полумрак, так что Лайонел несколько раз моргнул, чтобы привыкли глаза. За занавеской слышалось негромкое бормотание, но это спокойствие показалось ему поистине зловещим. Он в ужасе затаил дыхание, не зная, что делать дальше. И тут раздался пронзительный вопль. Сердце его вроде бы замерло на несколько мгновений, прежде чем снова забиться. Обретя способность слушать, он вдруг догадался, что Пиппа сыплет ругательствами: цветистые проклятия перемежались стонами и столь же затейливыми непристойностями.
