Тереза Медейрос - Озорница
— Ты на меня так не смотри! — обиженно вскричала девушка. — Я никого не обманывала. Если помнишь, я в самом деле выпала из кровати. И, между прочим, не по своей воле.
— Эту байку я уже слышал, — возразил Джастин, делая выпад страусовым пером. — Если память мне не изменяет, ты рассказывала, как случайно выпала за борт корабля у берегов Новой Зеландии. Придумай что-нибудь новенькое.
— Да нет же, все было не так, — горячо запротестовала Эмили. — На этот раз все было по-другому.
— И слава богу, — подытожил герцог, щекоча страусовым пером спину девушки. — Знаешь, мне чертовски надоело скрываться и лгать. Хотел бы я сейчас снова оказаться в Новой Зеландии, Представляешь, лежим на берегу моря, и никто нас не видит и не слышит, кроме луны и звезд. — Он понизил голос до шепота: — Хотел бы провести так всю ночь и всю ночь давать тебе повод для крика.
— Что ты имеешь в виду? — робко спросила Эмили, покрывая грудь любимого поцелуями. — Чем ты мог бы меня удивить? Разве что заставил бы пить чай по рецепту Пенфедда.
— Ладно, спорить не будем. Сейчас преподам тебе наглядный урок, — пригрозил Джастин, ласково направляя Эмили в сторону окна, где она погрузилась в мягкие подушки кресла и едва удержалась, чтобы не чихнуть, когда нос защекотали брюссельские кружева занавесок.
— Джастин? — позвала Эмили дрогнувшим голосом.
— Я здесь, — откликнулся он, встав позади на колени и вернув на место перевернутую прикроватную тумбочку.
— Если я вылечу в окно, объясняться на этот раз придется тебе. У меня истощилась фантазия.
— С огромным удовольствием, дорогая.
Когда на пол бесшумно упали халат и ночная рубашка, Эмили выгнула спину, твердо зная, что удовольствие в любых обстоятельствах получит именно она.
Джастин накрутил на палец жесткий локон, отпустил его и с интересом проследил, как пружинка сжалась и вернулась на прежнее место. Эмили что-то промычала во сне и еще глубже зарылась головой в подушку.
По разворошенным простыням растекалась предрассветная муть. Герцог всей душой ненавидел этот час, когда приходилось вылезать из теплой постели, тащиться в другой конец коридора, продуваемого злыми сквозняками, и укладываться в собственную пустую и холодную кровать. Расставаться с Эмили каждое утро было выше его сил. Да и как тут уйти, когда рядом лежит очаровательное создание с розовыми от сна щечками и милыми кудряшками. Нет, невозможно просто встать и уйти! При этой мысли заныло сердце. Джастин не испытывал ни малейшего желания остаться наедине с самим собой.
«Черт возьми! А кто мне может помешать, если я вознамерюсь провести с ней день и ночь, все дни и ночи? Почему бы мне сегодня же не объявить всему миру, что мы, по сути, муж и жена? Кто посмеет возразить?»
— Ох, Дэвид! Что я наделал? — простонал Джастин.
Однажды Дэвид попросил позаботиться о своей дочери, фактически передал ее другу с рук на руки. Но теперь, спустя годы, счел ли бы он Джастина достойным такой чести? Если бы Дэвид остался жив, можно было бы встать перед ним на колени, если бы это потребовалось, и просить руки его дочери.
Герцог погладил Эмили по голове, поцеловал в лоб и вылез из кровати. Заслышав за спиной протестующее мычание, поспешил положить подушку на освободившееся место. Эмили обняла подушку, прижала к груди и удовлетворенно засопела. Джастин начал быстро одеваться, чтобы уйти к себе, пока не передумал. В голову пришла дерзкая мысль: а что, если вызвать горничную и велеть принести завтрак на двоих? Интересно, как поведут себя слуги? Герцог невольно усмехнулся.
Когда он открыл дверь, улыбка его увяла, челюсть отвисла. У стены напротив стояла матушка, скрестив руки на груди и в упор глядя на сына. Судя по выражению ее лица, предстояло бурное выяснение отношений.
30
«Боюсь, в наших райских кущах завелся ядовитый змей, изготовился к прыжку и готов ужалить…»
В домашнем халате и мягких комнатных туфлях или при полном параде, в роскошном бальном платье с турнюром, — вне зависимости от наряда, Оливия Коннор была способна внушить должное уважение и даже вселить ужас в сердца окружающих. Джастин потянулся рукой за спину и медленно закрыл дверь спальни Эмили. Он старался достойно встретить грозный взгляд матушки, хотя чувствовал, что щеки пылают огнем и некуда деть глаза от жгучего стыда.
— У меня такое ощущение, — сказал герцог с кривой ухмылкой, — будто мне сейчас шесть лет и меня поймали в тот момент, когда я запустил руку в блюдо со сладкими пирожками, приготовленными Грейси совсем не для меня.
Матушка оглядывала его суровым взглядом, не преминув отметить расстегнутый ворот рубашки и изрядно помятые брюки.
— Сдается мне, что на этот раз ты залез рукой куда совсем не следует и совершил гораздо более серьезный проступок, — сухо ответила герцогиня.
Собрав остатки сил, Джастин приосанился, прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди, намеренно копируя позу матушки.
— Признаю себя виновным по всем статьям обвинительного приговора. И что теперь ты собираешься делать? Снова лишить меня наследства?
— Разве забыл? Теперь ты герцог, и никто не может лишить тебя титула и наследства, ни я, ни кто-либо другой. Напротив, при желании у тебя есть возможность отправить меня в приют для престарелых вдов.
— Ах, вот как? В таком случае позволь расценить твои слова как нежелание уступить место другой женщине. Надо полагать, ты подозреваешь, что кому-то не терпится заполучить титул герцогини. Остается только выяснить, кто бы это мог быть.
— Насколько я понимаю, претендентка налицо, — многозначительно повела головой в сторону двери матушка.
— Мне кажется, ты глубоко заблуждаешься, — возразил Джастин, потирая голову. На миг показалось, что ему еще меньше шести лет.
— Что ж, очень жаль. У вас могли бы родиться красивые дети, — сказала герцогиня, пытливо взглянула на сына и добавила: — Впрочем, о чем это я? Думаю, вы именно этим и занимаетесь.
Глухо бормоча проклятия, Джастин отошел на несколько шагов в сторону и замер, подбоченившись, спиной к матушке. Наружу прорвалась злость, которую он долго скрывал.
— Когда ты мне была нужна, когда я остро нуждался в твоей помощи и поддержке, я ничего не получал. С чего ты взяла, что сейчас имеет смысл тебе довериться?
— Не думаю, что ты сейчас разрыдаешься, упадешь мне на грудь и поделишься своими тревогами, — сухо ответила матушка, в ее голосе не было и тени жалости к себе. — Без тебя знаю, что я была хорошей женой и абсолютно негодной матерью.
Джастин круто развернулся, до глубины души пораженный этим неожиданным признанием.