Роберта Джеллис - Роузлинд (Хмельная мечта)
Вечер, которого он боялся, оказался довольно приятным. Когда Элинор увидела, что его слабость не позволяет ему танцевать, она потащила его посмотреть на роскошь захваченного дворца. Сначала Саймон подозревал, что ею двигали совершенно другие мотивы, но Элинор была действительно потрясена тем, что увидела. Саймона привели в восхищение мраморные ванны и террасы, украшенные мозаикой. Ему хватило нескольких минут, чтобы понять, что кусочки камней составляли картины, если смотреть на них с определенного расстояния. Люди, изображенные на картинах, если их можно было так назвать, были определенно первобытными, жившими еще до пришествия Христа. Это было странное племя. Ближайшей была удивительно уродливая женщина, вокруг головы, которой обвивались змеи. За ней был изображен красавец-мужчина с конечностями козла. Они бы подумали, что это портрет сатаны, не играй он на волынке. На другой стороне был изображен ребенок с маленькими крылышками за спиной. За ребенком виднелась девушка, чьи руки были ветвями дерева, а ноги – его корнями. Еще было множество других существ, которых Саймон не смог разглядеть. Все они отличались друг от друга, и единственной общей чертой у них была абсолютная нагота.
Саймон сделал несколько осторожных безразличных замечаний, и Элинор, подавляя смех, увела его. Их следующей остановкой была спальня императора. Здесь Саймон презрительно хмыкнул, увидев позолоченную кровать, украшенные драгоценными камнями чаши, кувшины и вазы.
– Он напоминает мне человека, которого привели показать королю на Родосе. Убранство его было редкостной красоты – белое, розовое, золотое, но внутри – нечто бесформенное, худое, серое.
– Ты совершенно прав, считая, что человек, обитавший здесь, был существом отвратительным, – сказала Элинор, поднимая свечу так, чтобы свет падал на картины, висевшие на стене.
Саймон взглянул на то место, которое она ему освещала, и тут же отвел взгляд. Не было нужды упрекать Элинор, эти картины тоже не доставляли ей удовольствия. На них были изображены люди, по двое, по трое, четверо и пятеро предававшиеся акту любви.
– Все они одинаковы, или даже хуже, – брезгливо заметила Элинор, обойдя комнату.
– Надо это убрать, – приказал Саймон.– Я не уверен, планирует ли король использовать эти комнаты, но они ему явно не понравятся. И если он захочет разместить здесь леди Беренгарию – посмотрите, можно ли это заменить чем-нибудь более приличным. Если нет, то лучше оставить голые стены.
Остальные комнаты были менее оскорбительными. Они нашли другие украшения, чтобы заменить картины в спальне императора. Наконец, они пришли в часовню, которую Саймон внимательно осмотрел. Он нашел фрески, изображающие Христа в шелках и драгоценностях, богохульными и, в конце концов, пришел к выводу, что великолепие угнетает.
– Я слишком стар, – вздохнул он.– Я не могу заставить себя любить сияющее солнце, шелка и сочные фрукты, дома и дворцы с их широкими дверями и окнами, которые заставляют меня постоянно быть вооруженным и лишают возможности отдохнуть по-настоящему. Я скучаю по мягкому климату Англии, по кислым яблокам, по теплой шерстяной тунике и прохладной комнате, где я могу спать спокойно. Я устал от новых мест, Элинор. Я ужасно хочу домой.– Я тоже, – согласилась Элинор.
Она не могла ничего больше сказать, чтобы успокоить его. Они не только не знали, когда попадут домой, но и не были уверены, достигнут ли они когда-нибудь Палестины. Саймон знал, а Элинор предполагала, что у Ричарда не было намерения покидать Кипр до тех пор, пока он не овладеет им. Король мог быть и часто бывал снисходительным к достойному противнику, но он никогда не забывал бесчестия. Более того, Кипр был богатой добычей и мог обеспечивать крестоносцев всем необходимым в течение их похода на Палестину.
Следующее утро было посвящено установлению полного контроля над портом и городом Лимассолом. Днем король и пятьдесят рыцарей поехали верхом осматривать окрестности. В двух лье от города они встретили один из отрядов Комненуса, который, не приняв вызова, бросился прочь. Ричард стал преследовать их, но это длилось недолго, так как лошади не успели еще полностью оправиться от долгого путешествия на кораблях. Проскакав пол-лье, они вдруг увидели армию императора. Ричард остановился, чтобы подсчитать силы противника.
Гуго де Мара, один из королевских клерков, поспешил подъехать к нему.
– Поехали назад, – убеждал он короля, – поехали назад.
Ричард посмотрел на него с изумлением.
– Милорд, – настаивал клерк.– Будет более мудрым отказаться от ближнего боя с такой большой и сильной армией.
Саймон с раздражением поднял глаза к небу, размышляя о том, как могут ученые люди быть иногда такими идиотами. Хорошо зная Ричарда, он понял, что именно слова де Мара склонили его к безрассудным поступкам.
– Сэр клерк, – холодно заметил Ричард.– У нас разные профессии, так что Вы занимайтесь своей писаниной, а войну оставьте нам.
Зная, что если король начинает говорить во множественном числе, значит, он раздражен. Саймон поправил меч в ножнах, чтобы его можно было легко выхватить.
Ричард окинул взглядом всех рыцарей. Их было пятьдесят.
– Ты, – сказал он де Мара, – оставь нас. И любой другой из вас, кто думает так же, сделайте то же самое.
Он опять посмотрел вперед, на войско императора, под лесом знамен подступающее по близлежащему холму.
– Только взгляните на них! – воскликнул Ричард.– Если бы я видел вражеский отряд так близко, неужели я не послал бы свою армию разгромить его вместо того, чтобы заниматься парадом?
– Нет, – сухо заметил Саймон.
– Что? – прогремел Ричард.
– Я сказал, что Вы не послали бы свою армию, – сказал Саймон.– Несомненно, поехали бы с равным количеством рыцарей. Но в Комненусе нет ничего рыцарского.
Его острота вызвала смех. Но Ричард не принял предупреждения, заключенного в этом комплименте, а решил лишь подождать и посмотреть, нанесет ли враг удар. Затем он построил воинов. Но когда и это проявление агрессивности не расшевелило Комненуса, король метнул копье и пришпорил лошадь. Копье Саймона воткнулось в землю слева от копья Ричарда. Весь отряд угрожающе двинулся вперед.
Казалось, вражеская армия ослепла. Воины противника не могли поверить, что горстка людей решится атаковать целую армию. Люди Ричарда ворвались в центр, нанося удары и круша все вокруг, разбрасывая рыцарей и солдат, как щепки. Пройдя врагов насквозь, король издал громкий клич, созывая своих людей, и, бросив то, что осталось от копья, приготовился пробиваться назад. Крестоносцы развернули лошадей и сгруппировались вокруг короля.
