Елена Арсеньева - Страшное гадание
– Как ты нас нашел? – спросил тот вместо ответа.
– А как вы меня заметили? – ответил вопросом и Десмонд. – И давно?
– Почти сразу, как твой синий сюртук мелькнул среди сосен, – ответил тот. – Я, правда, не поверил своим глазам.
– Что, не ждали помощи? – осторожно спросил Десмонд.
– От тебя? – повел бровью Джаспер. – От тебя не ждал.
Десмонд норовисто вздернул голову:
– Любопытно, почему меня все здесь считали негодяем? Ну ладно бы только Джессика – она ведь других судит по себе! – но и вы тоже, и… – Он не договорил, но Марине показалось, что Десмонд имеет в виду ее, и сердце сильно, больно ужалила змея-обида: а ее-то кем считал Десмонд?
– Сказать по правде, если ты притворялся, то делал это мастерски, – извиняющимся тоном сказал Джаспер.
– Я почти не притворялся, но… люди, как правило, видят не то, что есть на самом деле, а то, что им хочется видеть, – усмехнулся Десмонд. – Скажем, когда Джессике вдруг стало плохо ночью и она вызвала к себе Линкса пустить кровь, – что она говорила после этого? Мол, я так был потрясен, что побледнел и почти лишился сознания? Я и в самом деле был потрясен до столбняка, однако отнюдь не жалостью к Джессике. Я ведь сразу узнал эту мерзкую тварь! В Париже его звали Loup-cervier: это то же, что Lynx. Он прославился своей поистине звериной кровожадностью.
– Но ты же страшно рисковал, встретившись с ним! – испуганно воскликнул Джаспер. – Он ведь мог узнать тебя – и убить, опасаясь за свою жизнь.
– В Париже Линкс, или Лу-сервье, был всегда один и тот же: безжалостный убийца. А у меня была тысяча лиц, и ни одного своего, вот этого вот. – Десмонд взъерошил светлые волосы, помял твердый, с ямочкой, подбородок. – Я не был аристо! Я был ремесленник Этьен, солдат национальной гвардии Рене, художник Оливье… Нет, я ничем не рисковал. Но не только поэтому я не тронул Линкса. Я сразу заподозрил неладное в слишком тесной его дружбе с Джессикой. Кроме того, я ведь хорошо знал Алистера! Он был прирожденным джентльменом и самым галантным кавалером на свете, он от меня, своего брата, не таил ничего, и я знал, что Джессика всегда вызывала у него смутный страх, граничащий с отвращением. Я просто не верил, не мог поверить, что Алистер вдруг решил жениться на ней и уже объявил о помолвке. Я гораздо легче поверил, что он сочетался браком со служанкой.
Десмонд запнулся, и Марина вдруг поняла почему: наверняка он в эту минуту вспомнил, как сам сочетался с бог весть кем.
Десмонд заговорил вновь:
– Я начал осторожно расспрашивать и узнал то, что хотел: Алистер никому ни о чем подобном впрямую не говорил, все слухи исходили от Джессики, которая распространяла их так умело, делала такие тонкие намеки, так ловко сводила обстоятельства, что никто не сомневался в намерениях Алистера.
– А кольцо? – взволнованно спросил Джаспер. – Я всегда подозревал что-то неладное с этим кольцом, потому что сам видел, как Алистер надел его Гвендолин, но…
– Но вы сочли, что брат передумал, верно? – усмехнулся Десмонд. – Я не виню вас. Жизнь не располагала вас к любви и доверию, поэтому…
– Я просто хотел быть счастливым, – глухо отозвался Джаспер. – Я никогда не смог бы возненавидеть ни тебя, ни Алистера, но я хотел быть счастливым!
– И вы сочли, что не можете быть счастливы без Маккол-кастл, – усмехнулся Десмонд, даже не вопросительно, а просто очень печально.
Джаспер опустил голову, а Марина вприщур гневно взглянула на Десмонда. Его сказочно своевременное появление спасло их всех, нет спору, но почему он сейчас ведет себя так, словно все они у него на дознании? Почему смеет обвинять Джаспера, который только что с трудом отводил от себя и от женщин смерть, усиленно заговаривая зубы убийце Линксу? И если Десмонд так быстро раскусил Джессику, почему бы ему не пойти дальше? Почему он не просит прощения у Марины за все те отвратительные, неправдоподобные подозрения, которые возводил на нее в компании со своей сестрицей? Строго говоря, конечно, они исходили от Джессики, но Десмонд так охотно поверил во все эти гнусности, что даже и взглянуть-то на Марину ему было противно! Он и сейчас на нее не глядит. Что, по-прежнему противно? По-прежнему не сомневается, будто она зарезала несчастного капитана, и все такое прочее? Ну конечно, он ведь не слышал хвастливых признаний Хьюго и по-прежнему уверен в этом. Какая чушь! «Ты никогда не терял головы и гордился этим? А может быть, тебе просто нечего было терять, если ты мог подумать обо мне такое?» – с отвращением скажет ему Марина вместо того, чтобы оправдываться, если он, конечно, захочет наконец-то выяснить причину. Джаспер и Флора, конечно, заступятся за нее, и у Десмонда сделается такая обалделая физиономия, что любо посмотреть!
Марина мстительно усмехнулась в душе, но тут же приуныла, поняв, что ей совершенно не хочется видеть «обалделую физиономию» Десмонда. Ей противно было даже взглянуть на него. Стоило вспомнить, как ночью она вытанцовывала под ним, как заманивала, соблазняла, объяснялась в любви, а он… он лежал, как бревно бесчувственное, хладнокровно принимая все ее распутные уловки и заранее зная, что откажет ей, потому что в глубине души он всегда презирал ее и готов был верить самому дурному о ней. Человек, никогда не знавший любви. Холодное, расчетливое существо! Вообще, интересно бы еще узнать, как Десмонд очутился здесь. Наверняка, заждавшись Сименса, пошел поглядеть на дело его рук и нашел своего пособника без памяти, а клетку – опустевшей. И ринулся в погоню за беглянкой. Ведь какие бы там подробности ни выяснялись насчет коварства Джессики, безумных замыслов Линкса, мученического благородства Джаспера и тому подобного, Десмонд по-прежнему обременен постылым браком и не может не желать сбросить с плеч это ярмо. Надо отдать ему должное: он благородно принял весть об Алане и вроде бы без боя готов сдать позиции. Конечно, он еще немного натешится властью в Маккол-кастл, фактическим хозяином которого будет лет пятнадцать, пока Алан не подрастет. Однако ему так или иначе придется думать о запасных позициях, а их обеспечить может только выгодный брак на девушке с блестящим приданым, с землями, где Десмонд, когда принужден будет передать бразды правления Алану, сможет основать новую твердыню своего честолюбия. И, уж конечно, меньше всего ему при этом нужна тайная жена. Можно не сомневаться, что Марине от него по-прежнему ничего хорошего ждать не приходится. Ему ведь и в голову – в эту самодовольную английскую голову! – не сможет взбрести, что она и сама с радостью готова сбросить с плеч узы насильно навязанного, унижающего ее брака! Десмонд и представить себе не способен, что единственное ее желание – оказаться от него как можно дальше.
