Кэтрин Куксон - Жизнь, как морской прилив
— Довольно грустная история.
— Скажем так, все это прибавило мне жизненного опыта. Но знаете что? В данный момент мне так хорошо, как не было в течение многих лет. Я смог рассказать об этом. Исповедь, как говорят, полезна для души. Знаете, с вами очень легко разговаривать... Можно я буду называть вас по имени?
— Вы только что это сделали.
— Я хотел сказать «Эмили».
Она покачала головой, быстро вскочила и резко сказала:
— Нет, нет! И... и более того. — Девушка повернулась к собеседнику, он тоже поднялся и смотрел на нее. — Вы же знаете, что за люди там, в деревне, а мне и так хватает проблем, и, хотя, если бы это было возможно, я бы с удовольствием разговаривала с вами... В общем, вы знаете, что я имею в виду. На самом деле, вы бы избавили меня от многих проблем, если бы просто проходили мимо меня, даже игнорировали бы меня.
— Ох! Ох! — Его улыбка была приветливой, голос тихим, но в нем был налет веселья, когда Стюарт сказал: — Но это совершенно невозможно. Никто не сможет проигнорировать вас, по крайней мере ни один мужчина.
Ей стало жарко. Она вспомнила взгляды мужчин, обедавших в ресторане.
Эмили ответила:
— Пожалуйста... пожалуйста, не идите со мной дальше. Однако должна признать, что я... я получила удовольствие от нашего разговора. Да-да, это так. — Девушка кивнула ему в подтверждение своих слов и улыбнулась. — Вы говорите, что чувствуете себя лучше, когда разговариваете со мной. Что ж, я могу сказать то же самое, потому что, если бы я сдержала все в себе, я имею в виду свои чувства относительно мистера Тутона, то, мне кажется, я бы взорвалась. О-хо-хо. — Она медленно покачала головой из стороны в сторону. — Мне трудно будет это забыть: я считала его лучшим человеком на свете. Но мы живем и учимся, ведь правда?
— Да, мы живем и учимся, Эмили. А поскольку это единственный раз, когда мне можно поговорить с вами, может быть, вы разрешите проводить вас до поезда?
— Нет. Нет, к сожалению. И я не поеду на поезде, я собираюсь навестить мою тетю. Она живет за мостом в Гейтсхеде.
— Она и есть та подруга, о которой говорит миссис Райли?
— О да, да, думаю, что это так. Ладно, до свидания, мистер...
— Стюарт, Николас Стюарт. Мои друзья называли меня Ник. — Он протянул руку, и она пожала ее. Лицо девушки снова потеплело, но теперь от смущения, когда она сказала:
— До свидания, мистер Стюарт.
— До свидания... Эмили.
Она убрала свою руку из его руки и пошла по тропинке. Маленькая сумка, висевшая на ее руке, казалась свинцовой; девушка совершенно не могла идти прямо.
Когда Эмили дошла до главной улицы и затерялась в толпе, она почувствовала некоторое облегчение. Ну и ну! Чего только с ней не случилось! Похоже, она всегда влезает в кипяток, что бы она ни делала. И если бы кто-нибудь увидел ее разговаривающей с ним, да еще в Ньюкасле, и не просто разговаривающей, а сидящей с ним, а его рука лежит на ее руке, да уж! Они бы это раздули. Вся бы деревня снова зажужжала, как улей. Почему с ней всегда что-то происходит?
Чем быстрее она вернется на свой холм в коттедж и будет сидеть там, тем лучше для нее и всех, кто связан с ней. Поскольку было еще кое-что, что занимало ее мысли. И если это окажется правдой, то даже мистер Тутон и часы перестанут иметь какое-либо значение. Ну да! Если это случится, то она окажется в весьма затруднительном положении.
Глава 4
Было почти темно, когда Эмили сошла с почтовой повозки вблизи прохода в изгороди. Но даже если бы было темно хоть выколи глаз, она бы все равно нашла дорогу через холмы, поскольку, как девушка обычно себе говорила, она знала дорогу как свои пять пальцев.
Издали она заметила, что дверь коттеджа открыта, и ощутила одновременно приятное тепло и чувство вины, когда увидела приближающийся к ней качающийся свет фонаря. И оба чувства еще больше усилились, когда Эмили почувствовала беспокойство Лэрри, встретившего ее. В его голосе не было упрека, когда он поинтересовался:
— Почему ты уехала оттуда так поздно?
— Я не успела на предыдущую повозку.
Лэрри взял ее за руку, а она, посмотрев на него в неровном свете фонаря, увидела, что он доволен чем-то, более чем доволен. И это не было из-за ее возвращения, поскольку он никогда раньше не приветствовал ее так. Но раньше она и не уезжала с ночевкой. Берч не спросил Эмили о том, как она провела время, но, конечно, она и не ожидала этого от него. Она гостила у отца, а оба мужчины недолюбливали друг друга, это уж точно.
Когда они вошли на кухню, и даже до того, как Эмили сняла верхнюю одежду, она постояла мгновение, глядя на Лэрри. Девушка не видела его таким, с той самой ночи, когда они устраивали праздник.
— Ты кажешься очень довольным собой, — сказала она. — Ты нашел золотую жилу?
Эмили буквально уставилась на Лэрри, когда он откинул голову и засмеялся. И это случилось впервые с тех пор, как они перебрались сюда.
— Именно так. Именно так. Маленькую, но золотую жилу.
Берч взял с полки над очагом небольшой мешочек и возбужденно сказал:
— Мне были нужны кое-какие камни, определенного размера. Я нашел небольшую кучку камней в дальнем углу, а под ними кролик или какое-то другое животное проделало ход. И там, сбоку от лаза, лежал этот мешочек. — Эмили смотрела, как Лэрри подбрасывает его на ладони. — Посмотри, верхнюю часть кто-то отгрыз. Я не мог поверить своим глазам. Восемнадцать соверенов. Наверное, мой отец зарыл их там. Он был очень осторожным, особенно в том, что касалось денег. Я никогда не верил, что он получил мало денег за все, что продал. И я был прав, ведь правда?
Пока он высыпал соверены на стол, девушка плотно закрыла глаза, чтобы успокоить бурю, бушевавшую в ней. Это было слишком. Это было нечестно. Узнать такое о мистере Тутоне, а теперь даже деньги, которые он прислал ей за часы, были отняты у нее. Она бы, конечно, отдала их все Лэрри, каждое пенни, если бы не нужно было объяснять, откуда она взяла их. Но отдать самой, а не потерять так, как сейчас! А он был так доволен собой! Накопления его отца... мой Бог! Он однажды признался, что они едва сводили концы с концами.
Эмили задыхалась. Если она не успокоит бурю, бушевавшую в ней, она задохнется. Запинаясь, девушка шагнула вперед, схватилась за стул, упала на него и уронила голову на руки, а Берч стоял, глядя на нее в изумлении, прислушиваясь к звукам, которые она издавала, - то ли рыдания, то ли плач; ее сдавленные всхлипывания звучали так, будто ее раздирала страшная боль.
— В чем дело? Что случилось? — Берч взял девушку за плечи и поставил на ноги. Потом встряхнул ее и повернул к себе лицом, спрашивая снова: — В чем дело? Что случилось? Скажи мне, что-то случилось?
