Виктория Холт - Слезы печали
— Не ходите туда, госпожа! — сказала она. — Никогда сюда не ходите. Здесь привидения.
— Чепуха, Частити, — сказала я, — никаких привидений не существует. Если хочешь, давай зайдем туда вместе.
Она заколебалась. С того дня как я подарила ей стеклянную пуговичку, она питала ко мне особую благосклонность.
— Пойдем! Зайдем и посмотрим. Я докажу тебе, что бояться там нечего. Это просто четыре стены, заросшие кустами, которые давным-давно никто не подстригал.
Частити взяла меня за руку, и, пока мы шли к беседке, я чувствовала, что ей хочется увести меня отсюда.
Я открыла дверь и вошла внутрь. Воздух здесь был несколько затхлым. Пахло мокрым деревом и гниющими листьями.
Здесь они были вместе… Харриет и Эдвин… Мои глаза обратились к окну, сквозь которое смотрели на них фанатичные глаза Старого Джетро. Мне казалось, что я слышу звон разбитого стекла, звук смертельного выстрела… раздавшийся еще ближе, чем тот, который ранил меня. Я представляла себе Харриет, потрясенную и все же сохранившую достаточно самообладания для того, чтобы побежать к Карлтону и сообщить ему о случившемся.
Частити смотрела на меня глазами, округлившимися от ужаса.
— Госпожа, здесь правда живут привидения. Давайте уйдем быстрее…
«Да, — подумала я, — Здесь живут привидения… Привидения моих воспоминаний. Мне не стоит возвращаться сюда».
Частити тянула меня за руку, и мы вышли наружу.
— Ну, вот видишь, бояться здесь нечего, — сказала я.
Она как-то странно взглянула на меня и ничего не ответила. Я заметила, что, пока мы не удалились от беседки, она изо всех сил сжимала мою руку.
В этот вечер, глядя из окна спальни, я увидела возле беседки свет. Я смотрела как завороженная, наблюдая за огоньком, мелькающим в кустах.
Потом свет исчез. Я решила, что это был фонарь. Интересно знать, кто держал его в руках и заходил ли он — или она — в беседку?
И зачем?
Я еще долго смотрела из окна, но свет больше не показывался. И я начала думать, что это мне померещилось.
Я все еще была слаба.
Салли сказала:
— Женщине нужно год, а то и два, чтобы прийти в себя после выкидыша. Некоторые говорят, что это хуже, чем роды, потому что это неестественно. А потом, конечно, еще и тот случай…
Кажется, она была права. Я была уже не той Арабеллой, что прежде. Временами мне хотелось уехать в Фар-Фламстед и попытаться рассказать своей матери о тех сомнениях и подозрениях, которые постоянно преследовали меня.
И все-таки мне надо было оставаться здесь. Я чувствовала, что в доме происходит что-то, глубоко затрагивающее мои интересы. Мне хотелось избавиться от этого беспокойства, от ощущения постоянной угрозы.
Неужели кто-то стрелял, рассчитывая убить меня? Говорили, что мне очень повезло: дробь попала в руку. Если бы она попала в голову или в другие жизненно важные органы тела, исход мог оказаться фатальным.
Если это не случайный выстрел Ли, то чей? Кто-то целился в голубя… или в меня?
Карлтон опять зачастил в Уайтхолл. Иногда он казался немного печальным, словно размышлял о том, что же не ладится с нашим браком, поскольку после этого взрыва нежности, связанного с несчастным случаем, наши отношения обострились, причем обоюдно. Я была неспособна определить свои чувства к нему. Я хотела, чтобы он любил меня, был со мной, вел себя как муж. Временами мне казалось, что я пытаюсь заставить его стать совсем иным человеком, чем он есть. Я стала подозрительной, неуверенной, постоянно спрашивала себя: возможно ли, чтобы мужчина, живший такой жизнью, как он, вдруг исправился и стал верным мужем? Я не могла забыть Эдвина и то, как ему удавалось обманывать меня; и я понимала (хотя и пыталась с этим бороться), что он продолжает оказывать влияние на мою жизнь.
Беседка по-прежнему завораживала меня. Как-то раз во второй половине дня, когда в доме все утихомирились, я вышла в сад и ноги сами понесли меня в том направлении.
На дворе стоял ноябрь — мрачная погода, почти все листья опали и лишь кое-где зеленели хвойные деревья. На ветвях растянулась паутина: настал сезон пауков.
Подойдя к беседке, я услышала голос, который, казалось, читал панихиду. Я подошла еще ближе и, к своему изумлению, увидела, что возле стены беседки на коленях стоит мужчина. Я сразу узнала Молодого Джетро.
Приблизившись вплотную, я стала рассматривать его. Он стоял на коленях, сложив руки, словно для молитвы. Я поняла, что он и в самом деле молится.
Неожиданно он замер, должно быть, ощутив мое присутствие. Он резко обернулся и взглянул на меня своими безумными глазами, почти спрятанными под косматыми бровями.
— Что вы здесь делаете? — спросила я.
— Молюсь, — ответил он. — Молюсь Господу. Здесь когда-то совершилось убийство. Это проклятое место. Я молюсь Господу за душу своего отца.
— Я понимаю…
— О, Господи, спаси его душу от вечных мук, — сказал Джетро. — Он совершил это, считая, что действует во славу Господню, но Книга говорит нам: «Не убий», а это значит не убий даже во имя Господа. Мой отец убил здесь человека. Тот был воплощением сатаны, пойманным за сатанинским делом… но Господь говорит: «Не убий».
Я мягко сказала:
— Все это было так давно, Джетро. Лучше всего позабыть.
— Он сейчас горит в аду. Такая благочестивая жизнь, и всего один неверный шаг… и вот он горит в аду.
Мне вновь представилась эта сцена. Смогу ли я когда-нибудь забыть об этом? Свидание в беседке, и безумец с ружьем. Любовники, пойманные на месте преступления. Запретные ласки, и мгновенная смерть Эдвина. Харриет, бегущая к дому, и этот уверенный в своей правоте человек Божий, возвращающийся в свой амбар и считающий, что сотворил благое дело. А потом? Страдал ли он от раскаяния? Он был убийцей, независимо от мотивов убийства. И он нарушил заповедь Господню.
Меня терзала жалость к этому странному полубезумному человеку. Мне хотелось утешить его, сказать, что я, страдавшая и потерявшая своего мужа из-за поступка его отца, прощаю его, и сам он должен забыть об этом.
Но говорить с ним было бесполезно. Я понимала, что рассуждения и Молодой Джетро — противоположные понятия. Для него существовал лишь Закон Божий, такой, как он его понимал, и он верил в то, что его отец, несмотря на всю его святость, совершил смертный грех.
Я повернулась и пошла прочь, а вслед мне неслись его молитвы.
* * *Теперь я могла быть твердо уверена: в меня стрелял кто угодно, но только не Молодой Джетро, и теория Карлтона, в соответствии с которой семейство Джетро питает враждебность к нашему семейству из-за того, что мы роялисты и, по их мнению, несем ответственность за достойное сожаления состояние страны, эта теория не имеет ничего общего с истиной.
