Кэтлин Уинзор - Навеки твоя Эмбер. Том 2
– Но он и меня любит! – с отчаянием вскричала Эмбер, – Да, любит, Элмсбери! Вы сами знаете! – Неожиданно в ее голосе почувствовалась щемящая тоска. – Вы считаете, он любит меня?
Элмсбери наклонился и взял ее за руку:
– Бедняжка вы моя милая, да, считаю, что любит, но иногда мне приходит в голову, что вы любили бы его, даже если бы он на вас женился.
– О, конечно же! – вскричала она, потом стыдливо добавила: – Перестаньте дразнить меня, Элмсбери. – Она отвернулась, чувствуя, что над ней насмехаются. Но потом поток слов вырвался из нее с неудержимой силой: – О, я очень люблю его, Элмсбери! Вы представить себе не можете, как я люблю его! Я готова на что угодно, на что угодно ради него! И я всегда буду любить его, даже если буду видеть его каждый день и каждую ночь, хоть тысячу лет! Это правда, Элмсбери, я никогда и никого другого не любила и не полюблю! – Она заметила странное выражение на его лице, испугалась, что обидела, и торопливо добавила: – О, конечно, я люблю вас, Элмсбери, но совсем по-другому, я…
– Ладно, Эмбер, не надо ничего объяснять, я знаю об этом больше, чем вы. Вы любите нас троих: короля, Брюса и меня. И каждый из нас, полагаю, любит вас. Но вы сами получаете мало радости от этого, потому что желаете большего, чем мы хотим дать. Среди нас нет такого, которого вы могли бы околдовать так, как того несчастного молодого капитана – как его звали? – или старика, деньги которого унаследовали. И знаете почему? Могу сказать. Король любит вас, но не больше, чем он любил десяток других женщин и еще с десяток полюбит в будущем. Ни одна женщина в мире не может заставить его страдать, ибо ничего, кроме физического наслаждения, ему от женщины не нужно. Его сестра – единственная женщина, которую он по-настоящему любит, но здесь совсем другое дело и к вам отношения не имеет. Брюс любит вас, но есть и многое другое, что он любит больше. А теперь есть и женщина, которую он любит больше. И последнее: я тоже люблю вас, но не питаю относительно вас никаких иллюзий, Я знаю, что вы собой представляете, и меня это не тревожит. Поэтому вы не можете заставить меня страдать.
– Бог с вами, Элмсбери, чего ради стану я причинять страдания вам или еще кому-нибудь? Что за странные идеи у вас в голове?
– Ни одна женщина не бывает полностью удовлетворена, если не знает, что может заставить страдать мужчину, который ее любит. Будьте честны перед собой, Эмбер, ведь это правда! Вы всегда думали, что можете сделать меня несчастным, если только захотите, разве не так? – Элмсбери внимательно посмотрел на нее.
Эмбер улыбнулась – улыбкой хорошенькой женщины, которая знает, что ею восхищаются.
– Может быть, – призналась она наконец. – Вы уверены, что я не смогла бы?
Мгновение он сидел молча и неподвижно, потом вскочил и широко улыбнулся:
– Нет, милочка, не смогла бы. – Он снова стал серьезным. – Я вот что скажу: если на этом свете есть мужчина, за которого вы могли бы выйти замуж, и быть счастливой, то это я.
Эмбер удивленно уставилась на него, пораженная, потом, рассмеявшись, встала.
– Элмсбери, о чем вы говорите, черт возьми? Если на свете есть мужчина, за которого я могла бы выйти замуж и быть счастливой, то это Брюс, и вы это прекрасно знаете.
– Вот здесь вы ошибаетесь. – Она начала было возражать, но Элмсбери уже пошел к дверям, Эмбер устремилась за ним. – Сегодня вечером мы увидимся в королевской гостиной и разыграем те сто фунтов, которые вы у меня выиграли вчера.
– Ничего не получится, Элмсбери, – засмеялась Эмбер. – Я. истратила эти деньги сегодня утром на новое платье! – Когда Элмсбери уже выходил, она снова рассмеялась. – Только представить себе – мы муж и жена!
Не оборачиваясь, Элмсбери помахал ей рукой, но, когда он ушел, Эмбер призадумалась. «Элмсбери и я – в браке». Эта мысль никогда прежде не приходила ей в голову. Она никогда ни за кого не хотела выходить замуж, кроме Брюса Карлтона. Ей казалось невероятным, что она может быть счастлива в браке с кем-то другим, даже с Элмсбери. Но как странно, что именно он сказал это – Элмсбери, который высказывался о браке ничуть не лучше, чем всякий другой разумный мужчина.
О, Бог с ним. Эмбер пожала плечами и вернулась к туалетному столику заканчивать туалет. Что толку даже думать об этой теперь?
Кроме того, у нее были дела поважнее. Скоро придет Дюран делать ей прическу, потом мадам Рувье – поговорить насчет наряда ко дню рождения короля. Ей нужно решить, кого пригласить на званый ужин, надо ли приглашать французского и испанского посланников, кто из них окажется более щедрым в выражении благодарности. Стоит ли приглашать Каслмейн – ведь она будет кипеть весь вечер от зависти и ревности – или же просто проигнорировать ее? Карлу, конечно, все равно, ведь не уйдет же он со званого ужина по капризному требованию Барбары, как это было когда-то несколько лет назад. Эмбер доставляло невыразимое удовольствие решать подобные дела – фактически распоряжаться жизнью и смертью великих и малых королевского двора.
Теперь она решила поехать на прогулку в Гайд-парк, ибо день стоял прекрасный, а Эмбер хотела прокатиться в своей новой коляске «колеш» – маленьком двухместном экипаже, не очень надежном для седока, но зато очень выигрышно демонстрировавшем пассажира с головы до пят. Эмбер надела новый костюм из золотистого бархата, отделанный хвостами норки. Она решила сама править лошадьми, рассчитывая произвести фурор.
Когда в город приехала Фрэнсис Стюарт, теперь герцогиня Ричмондская, весь двор пришел в невероятное возбуждение. Опять произошло крушение установившегося порядка вещей. Все – политики, любовницы, даже лакеи и форейторы – строили догадки и прикидывали, как спасти свое положение, независимо от грядущих катаклизмов. В Грум Портерз бились об заклад, что Фрэнсис, ставшая ныне замужней женщиной, должна вести себя более разумно, чем прежде, когда была девственницей. Они ожидали, что она вскоре займет давно принадлежавшее ей место. Поэтому, когда Фрэнсис обосновалась в Сомерсет-Хаусе и начала давать званые вечера, к ней шли все – нет, не ради самой Фрэнсис, а для своей выгоды. Однако король, к их величайшему удивлению, ни разу там не присутствовал; казалось, он даже и не знал, что Фрэнсис вернулась в Лондон.
Если Фрэнсис и была встревожена явным безразличием короля, то она хорошо скрывала это. Но она была далеко не единственной женщиной, положение которой зависело от благосклонности монарха.
Когда в конце года Барбара вернулась из деревни, она увидела, что графиня Дэнфорд занимает ее прежнее место, а две актрисы открыто утоляют страсть его величества. Молл Дэвис ушла со сцены и стала жить в красивом особняке, предоставленном ей королем, а Нелл Гуинн ни от кого не скрывала свои частые визиты к королю. Барбара же распространяла сплетни что король якобы каждый день умоляет ее вернуться к нему снова, но что она презирает его как мужчину и ей ничего от него не нужно, кроме денег. Но в душе Барбары поселилась тревога и тоска, она начала платить своим молодым людям крупные суммы.
